Рецензия на книгу

• 

  hamelwin30 января 2015 г.

  Уже довольно давно я увидела незабываемый образ молодого человека в шляпе и длинными накладными ресницами на одном глазу. У него кудрявые волосы, трость, белоснежная рубашка и жестокая ухмылка.
  Мне повезло, и прежде чем взяться за экранизацию, я прочла книгу. Книга совсем небольшая и легко читается, несмотря на обилие слов, которые pishutsya vot tak. Признаюсь, сначала я не очень поняла, почему и к чему здесь эти слова. Но почитав о книге и услышав речь в кино (я смотрела в оригинале, и сразу скажу, смотреть необходимо исключительно в оригинале), я поняла, что это такой вот футуристический сленг футуристической Англии.

  
  

  Я думаю, что мы должны читать лишь те книги, что кусают и жалят... Книга должна быть топором, способным разрубить замерзшее озеро внутри нас.

  Франц Кафка, письма.

  
  

  В таком случае, мистер Кафка, вы бы точно одобрили "Заводной апельсин".

  От этой книги быстро бьется сердце. Она воистину кусается и дерется. Она тыкает носом в безумие и абсурд неисправимой жестокости. Она, самодовольно ухмыляясь, демонстрирует насквозь прогнивший род человеческий, где добродетель сливается с пороком, а люди уподобляются зверям.

  "Заводной апельсин" — книга, которая является детальнейшим ответом на вопрос, почему никогда на на Земле не существовало и не будет существовать идеального общества. Никогда. Какие бы деяния не совершал человек — он всегда будет прав, то ли от врожденного эгоизма, то ли от собственных, индивидуальных жизненных ситуаций. Прежде всего, я рекомендую это книгу тем, чью личностную свободу ограничивает государственная власть, чьи слова и доводы — истина в последней инстанции, чьи поступки направлены лишь на процветание и развитие социума.

  Мораль этой душераздирающей басни произносит священник: "Что нужно Господу? Нужно ли ему добро или выбор добра?" И всё бы было понятно, и проблема нравственного выбора лежала бы на поверхности, поблескивая голубой каемочкой, если бы все гуманисты, добрые и несогласные, к концу книги сами не превратились в палачей. Что же это за мир такой, где, дабы сочувствовать человечеству, надо лично передушить всех нравственных уродов?

  Биография самого автора, помимо очевидного восхищения силой его духа, привела меня к следующим мыслям. Сколь же разительно отличие реакции на зло у Берджесса-прототипа и у его воплощения в романе.

  "Бумажный" Берджесс возненавидел врага и возжелал его мучительной смерти. С точки зрения нравственности он сдался и пал, не выдержав душевной боли. Он такой же сын жестокого и дикого общества, как и Алекс. "Живой" Берджесс пережил это падение в своем воображении, приписав его своему герою. Это не просто крик боли, а нечто большее. Мне кажется, таким образом он дает пощечину своему врагу. Только враг этот — не преступник, который нанес ему неизлечимую рану. Этот враг — всё общество и целый уклад, породивший этого монстра. Война объявлена агрессии и насилию как таковому. И пока это произведение вселяет ужас в своих читателей и заставляет протестовать, эта война не проиграна.

  28

  91