Рецензия на книгу

• 

  AnnaAnna12318 сентября 2024 г.

  "Это было, когда улыбался только мертвый..."

  Эта повесть уничтожила меня морально. Я ее дочитала вчера и минут десять просто сидела и пыталась переварить. Конечно, я знала, чего ожидать, да и сюжет довольно предсказуем, если уже читал Ахматову, Шаламова, Солженицына, Рыбакова... И все же финал просто бьет тебя обухом по голове.

  Поначалу я ловила у текста какие-то знакомые интонации - интонации Тэффи. Так и ждала, что сейчас вывернет история на знакомую (тэффивскую, простите за выражение) дорогу. Разумеется, такого быть не могло.

  Потом эта знакомая ироническая легкость исчезает, тает, растворяется в холодных водах Невы и сером ленинградском небе. Вместе с арестами приходят другие перемены: меняется сам город. Ленинград из довольно приятного места превращается в нечто мрачное и холодное, со снегом, льдом, бесконечными очередями, душными лестницами и серыми женскими лицами. И как не сравнить эту повесть с поэмой Ахматовой?

  
  Она научилась с первого взгляда догадываться, кто на Чайковской не прохожий вовсе, а стоит в очереди, она даже в трамвае по глазам узнавала, кто из женщин едет к железным воротам тюрьмы. Она научилась ориентироваться во всех парадных и черных лестницах набережной и с легкостью находила женщину со списком, где бы та ни пряталась. Она знала уже, выходя из дому после краткого сна, что на улице, на лестнице, в коридоре, в зале — на Чайковской, на набережной, в прокуратуре — будут женщины, женщины, женщины, старые и молодые, в платках и в шляпах, с грудными детьми и с трехлетними и без детей — плачущие от усталости дети и тихие, испуганные, немногословные женщины, — и, как когда-то в детстве, после путешествия в лес, закрыв глаза, она видела ягоды, ягоды, ягоды, так теперь, когда она закрывала глаза, она видела лица, лица, лица…

  Это Чуковская. А это Ахматова:

  
  Узнала я, как опадают лица,
  Как из-под век выглядывает страх,
  Как клинописи жесткие страницы
  Страдание выводит на щеках,
  Как локоны из пепельных и черных
  Серебряными делаются вдруг,
  Улыбка вянет на губах покорных,
  И в сухоньком смешке дрожит испуг.
  И я молюсь не о себе одной,
  А обо всех, кто там стоял со мною
  И в лютый холод, и в июльский зной
  Под красною, ослепшею стеною.

  Главная героиня повести, Софья Петровна, по сути обычная женщина, обывательница. Она верит в советскую власть, она не обижается на уплотнение, исправно служит и честно делает свою работу. Ее сын будто сошел с агитплакатов. Настоящий комсомолец! Казалось бы, чего еще нужно, чтобы избежать ареста?

  Но тут ведется вечная игра между Человеком и Государством. И Человек неизменно проигрывает. Даже самый честный и преданный.

  Наступает ли у Софьи Петровны разочарование? Нет. Она все еще верит, что это недоразумение, что все может вернуться на благополучные свои круги (товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка). И честно говоря, читай я эту повесть хотя бы лет десять назад, я, может, и улыбнулась бы и сказала бы с ироничной улыбкой: ну что же вы такие, наивные, товарищи? Но из 2024 года уже не улыбается. Почему-то. Наверное что-то случилось.

  В повести нет ахматовского отчаяния. Отчаяние - все-таки сильное чувство. Тут, скорее, медленное угасание человеческой души, неизбежно гибнущей под равнодушным серым небом. Медленно-медленно, как лягушку из дурацкой копипасты, Софью Петровну, а вместе с ней и нас, погружают в это серое болото без надежды, без справедливости и без хоть какой-нибудь законности. И очень страшно понимать, что даже бунт (хотя какой может поднять бунт одинокая пожилая женщина?) не даст не только надежды на улучшение, но даже пресловутого "я сделал все, что смог".

  
  

  — А вы думаете, — сказала жена директора, — что хоть одна из них, — она махнула рукой на толпу женщин с «путевками», — знает, где ее муж? Мужа уже увезли, или завтра увезут, или сегодня увозят, жена тоже уезжает к черту в тарр-тарр-рары и понятия не имеет, как она потом найдет своего мужа. Откуда же мне-то знать? Никто не знает, и я не знаю.

  — Надо проявить настойчивость, — тихо ответила Софья Петровна. — Если здесь не говорят, надо написать в Москву. Или поехать в Москву. А то как же так? Вы же потеряете друг друга из виду.

  Жена директора смерила ее взглядом с ног до головы.

  — А у вас кто? Муж? Сын? — спросила она с такой энергической яростью, что Софья Петровна невольно подвинулась поближе к Алику. — Ну так вот, когда вашего сына отправят — тогда и проявите настойчивость, разузнайте его адрес.

  — Моего сына не отправят, — извиняющимся голосом сказала Софья Петровна. — Дело в том, что он не виноват. Его арестовали по ошибке.

  — Ха-ха-ха! — захохотала жена директора, старательно выговаривая слоги. — Ха-ха-ха! По ошибке! — и вдруг слезы полились у нее из глаз. — Тут, знаете ли, все по ошибке… Да стой же ты, наконец, хорошенько! — крикнула она девочке и наклонилась к ней, чтобы скрыть слезы.

  3

  90