Рецензия на книгу

• 

  Аноним31 августа 2024 г.

  Возможно, это не лучшее произведение для знакомства с С. Моэмом, но случилось, как случилось. Что ж…
  Произведение распадается на несколько частей. Первая – достаточно долгая экспозиция, когда нам долго и упорно расписывают персонажа «за кулисами», тогда как собственной персоной он предстанет лишь в шестой главе.

  Вторая – наиболее показательная и логичная – непосредственное общение рассказчика (молодого начинающего писателя) с художником Чарльзом Стриклендом в то время, когда он обитал в Париже.
  И, наконец, третья – наиболее сумбурная – ретроспективное повествование о последующей жизни Стрикленда с точки зрения различных рассказчиков (включая ненадежных – это я про капитана Николса, который враль), знавших его в последние годы жизни. И снова, как и в начале, персонаж находится «за кулисами». Произведение закольцевалось.

  С первых же строк произведение показалось на удивление знакомым, как будто я начинала читать его раньше, но бросила (возможно, так и было, но не факт). А вообще, на ум пришла аналогия с «Портретом мужчины в красном» Дж. Барнса: так же обстоятельно, как Барнс пишет о реальных денди и французской богеме, С. Моэм представляет своего героя с привлечением различных источников, вспоминая, когда где и с кем тот встречался, как жил, приводит мнения о нем критиков и искусствоведов, сопровождая именами и цитатами (по времени написания, конечно, сравнение писательского метода должно бы быть обратным).
  Однако во всей этой обстоятельности видится искусственность, в связи с которой понимаешь, что персонаж Моэма – чистый вымысел, хотя и не обошлось без прототипов (по образу и обстоятельствам жизни – это Поль Гоген, хотя внешне – чересчур худой, чуть ли не скелет, с рыжей бородой и взлохмаченными волосами – как будто больше сам Ван Гог).

  Чарльз Стрикленд – роковой персонаж, чем-то напоминал отечественных «лишних людей» (Онегин, Печорин, Базаров, даже вводится так же постепенно, как наш Рудин, кажется). Да в принципе он такой и есть: циничный, скрытный, эгоист, мизантроп, который, тем не менее, заставляет женщин падать к его ногам – просто по факту своего существования. И окружен ореолом таинственности, мистичности, возвышенной одухотворенности.

  Анализируя образ творца, С. Моэм выводит на страницах двойника Стрикленда – голландца Дирка Стрёва (хотя поначалу казалось, что будут противопоставляться их уклады: упаднический холостяцкий у одного – и счастливый семейный у другого, но нет, сопоставляются именно персонажи).

  
  

  • Он очень плохой художник.
  • Но очень хороший человек.

    Один – гений, но отвратительный человек, не умеющий любить, при этом подспудно привлекательный и сексуальный, чудовище, не знающее средств в достижении своей цели. Второй – подчеркнуто асексуальный, толстый и круглый, смешной, бесталанный, но трудолюбивый, старательный, покладистый, готовый любить и жертвовать собой ради этой любви.

  
  Очень печально, когда внешность человека находится в таком несоответствии с его душой. В данном случае страсть Ромео пылала в теле сэра Тоби Белча. У Дирка было нежное, великодушное сердце и повадки шута, безошибочное чувство красоты и умение писать только пошлые картинки, удивительная душевная деликатность и вульгарные манеры. Он проявлял немало такта в чужих делах, но в своих собственных отличался удивительной бестактностью.

  Как будто скопировано и отзеркалено (заменено на антонимы) описание Стрикленда с предшествующих страниц.

  И именно эта вторая часть, парижская жизнь (и драма или трагедия) показалась наиболее интересной и логичной (хотя тоже не без промахов: сюжетные повороты были предсказуемы). Возможно, куда больше мне бы понравилось произведение, завершись оно именно этими главами.

  Однако дальше автор предпочел окунуться в самые глубины столь непривлекательного образа, и тут уже не хватило именно того, о чем он сам писал в пассаже о Брейгеле:

  
  Брейгель средствами одного искусства тщится выразить то, что лучше поддалось бы выражению средствами другого, может быть, поэтому-то и смутно тянуло к нему Стрикленда. Видно, оба они хотели в живопись вложить идеи, бывшие более под стать литературе.

  Все же нереально передавать визуальные ощущения (впечатления от картин, тем более столь гениальных) средствами словесными/литературными. То, что позднее в одной фразе заключит Эко: «Хороший рисунок стоит тысячи слов». Либо Моэму тут не хватило умения, опыта, таланта (или мне - не хватило эмоций через подобные описания, чтобы достаточно проникнуться, поверить).

  Да и сам его стиль показался тяжеловесным. Читалось легко – относительно событий, но морализаторство героя о литературе, отношениях мужчин и женщин, обществе, искусстве, природе выглядело чересчур пафосным и очень напоминало У. Теккерея (хотя ряд наблюдений захотелось взять на вооружение: до того точно и метко). Если, конечно, это стиль не самого Моэма, а его молодого героя, то – прекрасно, прекрасно! Молодости можно многое простить, даже излишний пафос.
  Единственное, что стилистически было хорошо и оригинально, - образ гроша, проходящий через весь текст.

  4

  561