Рецензия на книгу

• 

  Remain13 января 2015 г.

  "А того ли ты впустил?"

  Знатоки шведского с пеной у рта уверяли меня, что именно в таком ключе переводится это название. Что ж, их профессиональный взгляд не отменяет моего дилетантского видения. Просто, будь я на месте Оскара, проблемы "впускать – не впускать" для меня бы не существовало.
  Третья книга, которая зацепила меня за долгое последнее время у "не-наших" авторов.

  Итак, окраина Стокгольма. Серый район, монохромные дома и люди, бродящие вокруг в коконах одиночества. Даже зло здесь какое-то серое и безликое. Сложно установить его настоящий источник, да и надо ли? Ведь всем, по большому счету, пофиг. Добро? Пожалуй, оно есть, в формате "человек человеку – крыса". Иногда оно способно принимать крайние и довольно жуткие формы, но по сути это все же добро. Семья, любовь... Они как бы есть в этом обыденном, "никаком" месте. Как бы. Но их наличие не спасает тебя от рутины и отупляющей повседневности. А иногда они трансформируются. Тогда все становится еще хуже и неприглядней. Два ярких пятна в последующие месяцы расцветят это безрадостное местечко: кровь и выпавший снег. Фоном будут тени странных убийств по соседству и призрак советской подлодки на страницах газет. Большего не нужно.
  Блакеберг, место действия, где травля слабого потихоньку становится доброй традицией. Где проще всегда идти по пути наименьшего сопротивления, а затем жалеть об упущенных возможностях. Где даже самые добрые намерения обращаются в прах при соприкосновении с реальной жизнью. Где практически все важные действующие лица поминают бога – как и полагается, с неизменной верой и с-большой-буквы, – а он молчит, всего несколько раз откликаясь на мольбы мелких потенциальных уголовников.
  Заявленный жанр – роман ужасов. На самом же деле "Впусти меня" – острая "социалка", по уровню затрагиваемых проблем сравнимая со "Смертью Банни Манро" Кейва. В этом Линдквист переплюнул Кинга, с которым его сравнивают. По мне – Линдквист потруёвей из-за того, что реалии несколько другие.
  Кстати, об авторе. Почему-то не удивляешься, прочитав, что Йон какую-то часть жизни работал фокусником. Главные приемы иллюзиониста – отвлечь внимание и отвести читателю глаза – он с блеском применяет сам и заставляет исполнять наиболее сообразительных героев. Он автор, ему можно.
  Прекрасно прописана Линдквистом атмосфера тихого, вязкого ужаса, в который поочередно погружаются и тонут утратившие бдительность, потерянные или совсем безнадежные персонажи. Ничего личного – лишь естественный отбор среди каменных джунглей. Ну и, конечно, стабильно улыбают жестко адаптированные к реальной жизни сказки Астрид Линдгрен. Мне никогда не нравилась их "паточность". Даешь Малыша без собаки и "Карлсона" из страшного сна педофила!
  Сюжет вкратце (и с ошибкой) изложен в аннотации: 12-летний мальчик Оскар застенчив, над ним издеваются в школе, бла-бла-бла. Конечно, в ней нет и не может быть главного: Линдквист очень неплохо владеет словом. Описание страданий главного героя временами достигает вершин артхауса (чего явно недостает шведской экранизации с ее неспешным движением по немногим уцелевшим от романа сюжетным линиям. Об ужасной американской я скорбно помолчу.) Проблемы общества также расписаны весьма выпукло и зримо: подростковый остракизм, алкоголизм, неполные семьи, обездоленные, выброшенные умирать животные, неприкаянность и бесцельные метания молодежи. Наконец, главный жупел современного западного общества – педофилия. Ее метафора в романе намеренно груба, уродлива и крайне живуча.
  Сперва еще человеческий и местами человечный Хокан навевает стойкие ассоциации с еще одним литературным лузером педофильского фронта – Гумбертом Гумбертом. Все те же владение изящной словесностью на уровне профессора университета, старания "подрихтовать" с ее помощью свои грязные делишки, неодобрительное фырканье в адрес "нынешних нравов", нытье и откровенная ненависть к детям, уводящим от "папочек" их невольных жертв и палачей. Да, поначалу его жалко. Но затем от Хокана остается лишь оболочка, и одна из болезней общества предстает во всем своем безобразии.
  Линдквист мастерски сбивает планку критичности в отношении второго главного персонажа, Эли, заставляя читателя через испуганное любопытство и отвращение прийти к сочувствию этой мелкой кошмарной сущности. Да что там сочувствовать – рыдать кровавыми же слезьми, оправдывая самые аморальные на первый взгляд поступки. И ведь центральная сцена воспоминаний вампира была еще урезана – надо думать, чтобы огорошенный обилием неприглядных картинок читатель как-то дотянул до финала. Правда, из-за этого акценты слегка сместились.
  Многие из тех, кто таки осилил 500 с лишним страниц, возмущались тем, как ловко и безжалостно Эли манипулирует людьми, "выращивая" их до помощников и бросая при первой удобной возможности. Они, мол, невинные жертвы, а вампирчик – абсолютное зло. Во-первых, все эти помощнички не так уж невинны. Во-вторых, изначально жертва – именно Эли, не-человечек, вырванный из своего времени, разлученный с родителями, не способный выйти на солнечный свет и вынужденный привлекать в подельники всякую шушеру. В условиях жесткого выживания миндальничать не приходится. За несколько сотен лет у Эли сложилась своя модель поведения с гарантированным результатом, порой затрагивающая самые низменные стороны человеческой натуры. Поэтому вампирчик использует ее и в случае с Оскаром, но схема дает сбой, когда в нее ошибочно вкрадывается такая переменная, как человеческое участие. И дальше отработанные действия направлены не столько на то, чтобы "завербовать" послушного раба. Главная цель – по максимуму привязать к себе ровесника (умиляет, как по-детски врет вампирчик насчет своего "человеческого" возраста, набавляя себе год). Один из самых жутких, смешных и пронзительных моментов книги – попытка Эли подраться с человеком на равных.
  И, конечно же, не могу обойти вниманием момент головоломок, в изобилии присутствующих на страницах, посвященных Оскару и Эли. Они многообразны. Способны сберечь разум либо лишить всякой способности к соображению. Спасти жизнь и отнять ее.

  P.S. В новелле "Пусть старые мечты умирают" Йон ненадолго вернулся к главным героям романа. Тоска по ушедшему детству – еще один глубинный мотив сказок Линдгрен. Стендапер и фокусник решил его по-своему.
  Так и надо.

  3

  41