Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Собрание сочинений в десяти томах. Том 1. Будденброки. История гибели одного семейства

Томас Манн

  • Аватар пользователя
    Wolde10 августа 2024 г.

    Будденброки – эпопея с горьким привкусом. Здесь семейная жизнь причудливо соединяется с историческим материалом торгового Любека в эпоху рождения «социал-демократии» и индустриального бума объединяющейся Германии. Читать о регионе и его причудливой истории не менее интересно, чем о полном трагизма увядании рода. Но обо всём по порядку. 

    Во время чтения я часто останавливался и думал над текстом. Манн вообще наводит на размышления о семейной истории и своей собственной жизни. Будденброки – это про бурное новое время, баламутящее патриархальный уклад почтенных ганзейских городов. 

    Вокруг строятся железные дороги, в городах вводится газовое освещение, а главные герои умом и сердцем в благословенной отцовской старине, в тетради с золотым срезом. Вообще этот конфликт, как по мне, раскрыт автором лишь мазком. 

    Будденброки – это одновременно и про быть, и про казаться. На смену основательным добрым купцам приходят… Как их назвать? Буржуа? Томас и Христиан – буржуа? Мещане? Обыватели? Женскую часть угасающего семейства ещё уместно характеризовать как мещанскую. Но братья, нет. 

    Вообще Том и Христиан более похожи, чем кажется всю книгу. Младший нашёл в себе силы рано признать свою ущербность и всю жизнь существовал клопом на семейной периферии. Кончил в страшных стенах психлечебницы XIX века. Старший же, имхо, ещё более трагичная фигура. Добрый малый, отцовская надежда, он надорвавшим его рывком смог ещё немного поднять статус семьи. И угасал в бесконечной необходимости казаться. Казаться бодрым, энергичным, предприимчивым, всезнающим. Угасал в страхах, духовном одиночестве, отчаянии. В понимании, что тщательно поддерживаемый статус, солидная фирма, капитал, семейное гнездо – пустая обманка. Это фигура трагичнее Сомса Форсайта. 


    Последний же Будденброк – это отнюдь не «вторжение гения искусства в унылый мещанский быт». Это воплощённый конец бурного нового времени. Ганно – это не про романтизм в музыке. Ганно – это про декадентство, про постимпрессионизм, спиритизм, гомосексуализм, андрогинность, морфинизм и ещё множество «измов», пышной плесенью украсивших труп эпохи. 

    Ганно никогда не вписался бы в жестокий ХХ век. Он ещё в школе увидел людей новой эпохи – «необузданный и шумный народец, с молоком матери впитавший в себя победоносный дух помолодевшей родины, превыше всего ставящей грубоватую мужественность». И уже в школе он решительно оградил себя и от новой эпохи, и от новый немцев. 

    Нет-нет, поймите правильно, последний Будденброк тоже знает, что такое семейный долг. Но чувства долга ему едва хватает чтобы просто утвердительно отвечать на тяжёлые вопросы очевидно несчастного отца, который обманываться рад (но не обманывается), и посещать школу. 

    Малодушный Христиан только пугал близких словами о тяге к прыжкам в открытые окна. Но жизнь этот Будденброк и бонвиван любил. 

    Выгоревший в пепел Том из чувства семейного долга никогда бы не покончил с собой, он просто убил себя попытками поддерживать статус кво. Смерть – долгожданный покой. 

    Неврастеник Ганно, думаю, с радостью закончил земной путь, выбрав небытие, которое пугало его куда меньше комфортной жизни наследника солидного капитала. 

    Вот и всё. Семейные гнёзда распроданы. Осколки некогда мощного рода пристроены в богадельни, где будут доживать с мыслями о былых обидах и о былом же величии. Герда возвращается в Амстердам. Она так и не вошла по-настоящему в эту семью и 20 лет провела в ней своенравной и отстранённой гостьей. 

    Столетняя солидная фирма, не вписавшаяся в новую эпоху, закрыта по завещанию последнего владельца в кратчайшие сроки.


    История рода заканчивается. Теперь настоящее и будущее Любека да и всей Северной Германии будут определять совсем другие фамилии, образованные вчерашними «выскочками», которые отлично вписались в новые условия. Возможно, на страницу истории вернётся витальный Кай граф Мельн, но это не точно. Всё-таки до первой мировой ещё долгих 40 лет. 

    Жизнь продолжается. Горе побеждённым.



    5
    299