Рецензия на книгу
Убить пересмешника...
Харпер Ли
Аноним30 декабря 2014 г.О книгах, что пришлись по сердцу, говорить всегда сложно: рискуешь приоткрыть мягонький читательский тыл и показать, что у тебя за достойными, например, Потоцким и Гаральдом Бергстедом, острой социальной проблематикой, барочным фабулизмом и ползанием в потемках души человеческой, прячется та самая детская любовь к жадному, золотому чтению, где нет ни Грегора Замзы, ни мельника Юханнеса, а есть только ощущение вечного лета и то, заветное чувство, которое исчезает с получением в лицо первого жизненного опыта - чувство, что все это, о чем пишут в книжках, может когда-нибудь произойти и с тобой.
Вероятно в этом (для меня по крайней мере) и прячется секрет такого долгоиграющего успеха единственного романа Харпер Ли. В том, что помимо необходимого для качественного романа острого социального посыла, который у хорошего писателя всегда выходит сам собой и ранит читателя непреднамеренно, но в самое сердце, а у плохого - превращается в камни в желчном пузыре, от которых, только его, простите, и прет - так вот, он в том, что этот роман - весь о детстве и о лете, и о лете самого детства, когда мир лежит округл, стозевен и непознан, пусть даже это и маленький город Мэйкомб где-то на обломках красно-хлопкового юга Маргарет Митчелл. И когда, с одной стороны, это, разумеется, роман о несчастной судьбе человека, о единичной человеческой храбрости и умении, как нынче говорят, не бдѣть въ секретеръ, о том, что если вывернуть наизнанку человека белого, то не факт, что нутро его не будет чернее чернозема, то с другой - это роман о вещах куда более важных для нашего внутреннего, уставшего читателя, повесть о той доисторической эпохе, когда все мы были магелланами на пороге детства и с порога каждый день ступали в какую-то недооткрытую с вечера ойкумену, с белыми пятнами в виде странных взрослых людей и загадок их поведения.
Если отбросить всю историческую подкладку романа, весь этот сонный теплый юг, который со времен "Тома Сойера" в исполнении Чуковского помнится нам чем-то вполне своим, чем-то вполне привычным - запахом краски и тысячей ненужных важных вещей в карманах - если отбросить все вмешательство взрослой жизни в неспешное течение детства, если на секунду вынести за скобки Аттикуса, Боба Юэлла и Тома Робинсона, то нам с вами остаются трое детей, Скаут, Джем и Дилл, которые каждые лето разыгрывают пьески из взрослой жизни, попутно превращая слишком взрослого для них Оя Рэдли в более понятный для себя условный гроб на колесиках, который уже знает твою улицу, девочка, да и ездит по ней.
Нам с вами остаемся мы - в разных периодах нашего же детства, когда ты то Дилл, который строит сказочные замки на фундаменте собственного одиночества, то Скаут, которая может или шагнуть под ружья, или искренне ответить учительнице, не зная еще, что второе подчас опаснее первого, или когда ты Джем, вокруг которого детство и детскость разламываются на кусочки, отслаиваясь неприглядными истинами из жизни, которая уже ждет тебя, как Боб Юэлл в темноте, - за твоим условно шестнадцатилетним горизонтом.И на фоне этого удивительно схваченного ощущения не просто разных фаз детства, а именно что его летнего периода, когда все кажется таким настоящим, особенно удачно, что ли, смотрится вся эта большая, взрослая интрига во главе с Аттикусом Финчем, который, конечно же, для твоего внутреннего ребенка - то же самое, что Шерлок Холмс в детстве по телику, персонаж, который можно любить только платонически, потому что ты пока еще не отрастил ему сексуальность. Это потом в глубокой тридцатилетней старости, ты задумаешься, а каково было детям с таким отцом, и выполнял ли он, обеспечивал, подавал и проч., а пока что тебе вдруг делается ровно шесть и ты хочешь идти с ним непременно бороться за правду и на всякий случай искать клад, потому что в шесть лет это и есть наивысшее проявление любви.
Потому что ровно на час, два или три, пока ты - неважно в каком возрасте - читаешь "Убить пересмешника", все это чтение, как тогда в детстве, по-настоящему происходит с тобой.65816