Рецензия на книгу
Идиот
Фёдор Достоевский
Аноним11 июля 2024 г."Идиот - это жизнь". Антирецензия.
Как наличие нескольких трактовок Апокалипсиса и суждений об этом, так и, разумеется, существование множественности различий уже в самих понятиях о чём бы то ни было в принципе является очевидностью и непреложностью; в некотором роде истиной, если угодно. Почему лишь отчасти? Как не может быть во вращении нам доступных предлунных сфер двух Солнц, так не может и быть под этим небосводом и двух людей, сообразно и непременно совпадающих в своих взглядах и убеждениях. И даже само суждение о вероятности этого ведёт лишь к заключению, что копирка и исходное будут рано или поздно разобщены: в конечном счёте любое соприкосновение и перенимание, даже слепое подражание или его попытка, ведут к разделению целого, или попытки его наличия, на части, составные или тем казавшиеся. А потому само понятие "Идиот" уже вызывает неизбежную неоднозначность и озадаченность, повсеместная же его распространённость, вариативность и используемость не должны создавать иллюзорность окончательности и утверждённости. Лёгкость и доступность употребления не обязывают к согласованности и исправности. "Идиотом" может быть назван одушевлённый и неодушевлённый предмет, единичный и во множественном числе; может розниться контекст и направленность, интонация; это может быть и сентенция, и морфологизм, и насмешка - многое, - и, в конце концов, это может вовсе ничем или практически ничем, гораздо скромнее и тривиальнее междометия, сродни шуму. Но шум есть несогласованность и обезличенная диссонация псевдохора, слово же, как форма, заключающее, по усмотрению, те или формы иного образца, выказывает себя заметно органичнее и с невольной, но явной, претензией на комплексность, а это ведёт к тому, что чем сложнее понятие, но чем оно доступнее, тем меньшее значение имеет его произношение и упорное повторение, она как бы наличиствует в действительности, воплощающей триаду прошлое-настоящее-будущее, но присутствие это является во всё более и более в истёртом виде, подобно листу со следами грифеля карандаша после его обработки ластиком. Сакральность и сила, заключённая в знаки и символы; единение в слова и предложения, высказывания, утверждения; составление структур и систем - всё это не есть отрицание качества и значения, всё это не заставляет усомниться, но повсеместная убеждённость в обыденности и как бы естественности закона не гарантируют его понимание, несмотря на некоторое наличие подспудной необходимости и закономерности интуитивной направленности и выраженности, не гарантируется также и его выполнение. Аналогичное бывает, и очень часто, со словами. Отчего объект и субъект теряют границы и ориентиры. Ничего удивительного потому нет в том, что единичность в названии романа интерпретируется и воплощается самими героями произведения практически повсеместно и основательно во всей красе своей множественности.
Главный герой не мнит себя основным действующим лицом в мире, отнюдь нет, он ощущает свою несообразность и чужеродность, испытывает чувство лишённости и лишности, что, тем не менее, не мешает восприятию собственной личности. Князь Мышкин пришёл бы в замешательство, если не в ужас, от настоятельной мысли и заверений, что он будет считаться главенствующим действующим лицом в обширной череде событий, к которым будет приковано внимание множества глаз, умов и сердец; которым будут вновь и вновь давать оценку и трактовку. И нет нужды в милосердии, но лишь в одном благоразумии, чтобы понять, что он не является первостепейным и краеугольным, что он не воплощение и рафинированная квинтэссенция заглавия и действа. Он - лишь одна из вариаций, кои окружат его и даже в большей проявленности своей и естественности, чем он сам же о себе и судит.
Князь Лев Мышкин ничто иное как наглядная действительность и современность, как для Достоевского, так и для нас с вами, христианства и ему подобных и псевдоподобных начинаний и учений. То, что в теории несёт силу, должно нести, несёт любовь, благие намерения и чаяния, что способно победить, не насилием, не смертью, но самой жизнью - всё это не побеждает и не скрепляет в 19-м веке, предтечи самых больших братоубийств человеческих и оправдании их необходимости. А скрепляло ли до этого? Сколько раз по тем или иным причинам соединялись люди, сколько придумывали тому заглавий и описаний, сколько систем порождали для строгих интерпретаций, трактовки и установлений? Множество. И неважны названия, направленность, даже основания, ведь всякий фундамент непрочен и податлив, всякое устремление есть лишь одно из всё порождающегося бессчётного множества, а всякое наименование есть лишь игра отражений и отблесков. И потому можно устремлять сущность свою к формалистике благонравия, нося крест, при этом стяжая, наживая деньги и окружая себя полными веры скопцами, как делал отец Рогожина. А можно тратить эти деньги, нося крест, но не веруя, быть неглупым и способным без знаний, любить ненавидя, как делал это Парфён. Всё это лишь одни из сторон одного и того могильного дома, всё это лишь одни из проявлений человека разумного. Всё это подобно Христу на репродукции картины Гольбейна в их же доме - слишком естественно и правдиво, слишком понятно и неотъемлемо, слишком человеческое.Этот роман заключает собой сплетение и продолжение сказанного Достоевским до. Он перекликается и гармонично соединяется, но представляет, однако же, и развитие, и самость, как художественно-философской деятельности. Так оно, пожалуй, и должно быть.
Угасание силы жизненных источников и высшей духовной деятельности проистекает не из сети железных дорог, не из-за технического прогресса в принципе. Это, безусловно, процесс, но это не динамика, когда можно вполне говорить о начале и следствиях; это ощущаемая повсеместная повседневность, но это и не статика, о которой можно сказать с оттенками заскорузлости и закостенелости. Это данность без утверждённости и безапелляционной окончательности, это явственность без примеси фатализма. Это мы сами в разные моменты нашей жизни. Апокалипсис не грядёт и не угрожает, словно нависший дамоклов меч, это часть естества и природы человеческой, имманентная и необходимая их часть, вечно присутствующая, вечно тревожащая и угрожающая. Но невозможно разрушение без созидания, невозможна вера и надежда без предчувствия и осознания катастрофы, гибели - это грани неразрозненного и сопричастно общего. Всякое треволнение, неопределённость, озадаченность и множественность являются лишь всё тем же сущим и словом о том (не говорю о частях, ведь нет частного в абслолюте, но всё само по себе есть не свершённая совершенность); Словом, которое отнимает покой и которое дарит его; Словом, сплачивающим и разделяющим; Словом, живущим и не живущим. Нигилизм, социализм, либерализм и демократия - суть явления ума и чувств, но скреплённые и безраздельные, связанные и связующие то, что пронизывают, и тем, что всепроникающе окружает их во всех сторонах светотьмы существования человеческого. И потому нет удивления, что Ипполит зовёт нигилиста врача, которого даже уважает, но с удовольствием от произношения диагноза-приговора которого он не согласуется вполне, справедливо говоря об "излишности". Нет удивление, что Ипполит смиряется без примирения; что отбрасывает греческую грамматику, как чрезмерную трату отпущенного, но употребляет то немного время на псевдосудебные дрязги и прения в пользу человека, ничего для него не значащего; что он ощущает невольное участие к доктору, который, с медицинской точки зрения, своей беспомощностью к его случаю болезни невольно являет собой почти насмешку, сродни едко-ироничной усмешке судьбы, этому-то доктору в нужде Терентьев в конечном итоге оказывает спомогание; не удивляет и стремление Ипполита к простому и человеческому чувству, к безлукавой взаимности и соборности, пусть даже с чужими и малознакомыми, но живыми людьми, и сопутствующие этому стыдливость и злобу за кажущиеся и взывающие к мнительности, но, тем не менее, такие естественные и непротиворечивые желания и побуждения, принимаемые за фантомную слабость, химерную нелепость побуждений и устремлений, ведь они человечны, слишком человечны для сопричастного со смертью. Не удивляют и люди, считающие, что имеют право, в частности, брать деньги без выказывания благодарности, но даже и мнящие, что благодетельственно оказывают необходимую и должную тем услугу, что, в конце концов, даже именно они за то, как бы негласно определено, следуют быть удостоенными, если не уважения то хотя бы признательности. Всё это как бы даже естественно и просто, как и назвать кого-то в лицо и за глаза "Идиотом". Если наши глаза есть зеркало души, то, так как, зеркало не являет само по себе законченную и полную суть, но лишь заключает и проводит часть её, мы видим в том числе и то в другом, что есть в нас самих. Именно поэтому красота в глазах смотрящего, именно поэтому она способна спасти мир, ведь видеть красоту способен лишь тот, кто сам её в себе носит. И аналогичное отражение несут в себе и слова: чем более и настойчивее, чем с большей убеждённость и утвердительностью, чем более бездумно и естественно произносить то или иное обозначение, тем более вероятнее увидеть собственный в нём след и даже неудовольственное отражение. Чем большая уверенность в добродетельности дел, их приличности, комфортности и даже разумности, тем больше шанс впадения в приторный и лукавый самообман. Но есть в этом также и риск обмана, который со стороны можно назвать обманом всеобщим или большОй части людей, когда устанавливаются нормы нравственности, подчас даже спутываемые за миражно-правдоподобные моральные ориентиры, которые воздвигаются тут и там, словно очередные декорации для внеочередного общечеловеческого представления. Чего дивиться от этого тому, что действия Тоцкого по отношению к Настасье Филипповне в период её юности могут даже подразумеваться людьми "высшего света", но без изумления и даже осуждения. Что удивляться, что даже и сама Барашкова убедилась и "уверовала" в несправедливость и гадкость, но естественность и очевидность своего заклания, окончательную незыблемость порядка вещей и своей собственной сути. Всё это, к сожалению и к счастью, безыскусно и просто, как и наличие в каждом из нас многих начал. Но кем или чем бы мы ни избрали себе быть или казаться, мниться или утверждаться, что бы ни избрали для нас и для самих себя окружающие люди - всё это не оспаривает и не диссонирует с тем, что жизнь продолжается, как её ни называй.
7465