Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Толстая тетрадь

Агота Кристоф

  • Аватар пользователя
    Аноним6 декабря 2014 г.
    "... На обратном пути мы выбрасываем в густую траву у дороги яблоки, сухари, шоколад и монеты. Руку, погладившую нас по голове, выкинуть невозможно."

    Почти невозможно судить о нормальности мира, нельзя однозначно и твердо заявить, будто бы ты уверен в том, что мир наш - нормален, что мы - его истинные дети, нормальны. Да что там, нельзя даже определить первостепенность одного из этих двух вопросов, ведь до сих пор мы так и не определились, а что же все таки определяет: сознание - бытие, или бытие - сознание.

    Наш мир уродлив, грязен и жесток, от колыбели и до самой могильной плиты. Но это если повезет, конечно же, и вместо участливого акушера вас не примет в распростертые объятья брехливый пес гложащий кость под столом второсортной закусочной, на чей заплеванный пол вы и вывалились приветствуя человечество в лице полупьяных шлюх и уставших от всего работяг, своим оглушающим криком, что в свою очередь уже намекает о качестве предстоящего вам путешествия, ведь хорошее дело не начинается кровью, воплями и болью в разорванном пупке. Нас никто не спрашивал, никто не приглашал и не интересовался мнением, не назначал встречи, мы даже не гости, а нарушители самовольно вторгшиеся на частную вечеринку, так стоит ли сетовать на то, что ее распорядитель - не особо нам рад.


    "Жизнь совершенно бесполезная, ненужная вещь, это бесконечное страдание, выдумка Не-Бога, злобность которого непостижима"

    говорит один из героев книги и мы не можем с ним не согласится.

    Итак, Агота Кристоф и ее "Толстая тетрадь", безусловно - это не война, не социальная немощность и даже не так любимое школьной интеллигенцией периодическое посасывание темы безразличия и жестокости ближнего к ближнему, дальнего к дальнему, ближнего к дальнему и черт его разберет кого еще к кому. Здесь нет человечества, только главные герои и обстоятельства, только две судьбы и внешние факторы, с которыми не представляется никакой возможности бороться. Черт с ней, с поствоенной эпохой, антисоветской пропагандой, нищетой и прочими симулякрами - они лишь фон, декорации, если будет угодно. Во главе же как всегда стоит - одиночество. Одиночество двух братьев-близнецов. Их судьбы, поломанные дефицитом любви, но любви не той, что так истово воспевается в дамских романах, а другой, еще более необходимой человеку. Ведь, собственно, разве можно уметь любить, если ты никогда не был любим?

    Наши герои Клаусс и Лукас - сломаны, они перекручены и исковерканы этим уродливым миром, переиначены им в свое жалкое и нежизнеспособное подобие, лишенные всего и даже друг-друга, одинокие и жалкие они отчаянно цепляются за то, чего у них никогда не было. И не будет.


    "Всякое человеческое существо рождается, чтобы написать книгу, и не для чего другого. Не важно, гениальную или посредственную, но тот, кто ничего не напишет, - пропащий человек, он лишь прошел по земле, не оставив следа."

    говорит один из персонажей книги, но не спешите глубокомысленно кивать и восхитившись простотой ответа бежать в ближайший супермаркет за принадлежностями. Книга эта не из бумаги, а слова в ней записаны отнюдь не чернилами, ведь речь идет о самой жизни, о Вашей Толстой Тетради, в которую вы всенепременно должны записать и любовь и дружбу и все то, что позволит хотя бы в минимальной степени быть уверенными, что вы не проиграли, что вы не напрасно. Жили.

    И вот, мы смотрим на братьев на протяжении всех трех частей и все чего желаем им - смерти. Ибо понимаем - не жильцы. Проиграли, просто не могли они выиграть. Не при таких условиях, не с таким стартом.Не ждите от этой истории тепла и морализаторства, жизнеутверждающих сентенций и красоты слога. Беспощадная сухость хрониста запечетливающего лишь правду и только правду какой бы омерзительной она не была, какой бы болезненной и неприглядной не оборачивалась - вот и все, чем вы тут сможете поживится.

    Самая жестокая книга минувшего столетия, по словам глубоко мною уважаемого М. Фрая, просто не может быть иной. Только правдивой, ибо ни одна книга не может быть такой же безысходной, какой иногда бывает жизнь.

    2
    18