Рецензия на книгу

• 

  Аноним4 июня 2024 г.

  "— Не подходи, не подходи: ты с холода! — говорил Обломов, прикрываясь одеялом."

  Скажу вам честно: я - во многом Обломов, только вот у меня нет Захара и есть мои книги плюс ещё масса всего, из-за чего надо-таки вставать с дивана))). Я бы тоже могла долго и внимательно разглядывать жизнь, кипящую вокруг и даже публично не возмущаться количеством ерунды, творящейся по соседству и в мире вообще, просто отметив это для себя и перевернувшись на другой бок.

  07:39

  Если бы Обломов жил сегодня, он бы был из тех людей, которые сутками залипают на каком-нибудь Тик-токе, но даже не ставят лайков - да ну их, лениво... А по сути своей - классической, книжной - он совесть. Но совесть тихая и бездейственная. Его понимание мира очень простое, но всё же идеалистическое.

  
  Рассуждают, соображают вкривь и вкось, а самим скучно — не занимает это их, сквозь эти крики виден непробудный сон! Это им постороннее, они не в своей шапке ходят. Дела-то своего нет, они и разбросались на все стороны, не направились ни на что. Под этой всеобъемлемостью кроется пустота, отсутствие симпатии ко всему! А избрать скромную, трудовую тропинку и идти по ней, прорывать глубокую колею — это скучно, незаметно, там всезнание не поможет и пыль в глаза пустить некому.

  И при этом сам он, понимая, что тоже "ни на что не направился", продолжает ничего не делать. Ведь какие юношеские мечты и планы были! Чуть ли не мир перевернуть, а уж сделать его лучше - обязательно! Уж себя сделать лучше - ну конечно же! А потом понемногу засосал его диван, халат, сон... Кстати, даже сны ему снятся такие же, как он сам - тихие, без беготни и тревог, там нет гор и пустынь, там медленно течёт речка и ласково шумят берёзки...

  Друг его Штольц, которого читатель воспринимает, как полную противоположность, на самом деле очень похож на Обломова. Да, он очень деятельный, самодисциплинированный и целеустремлённый. Одна лишь сцена, как его отец провожает из дома чего стоит:

  
  —Образован ты хорошо: перед тобой все карьеры открыты, можешь служить, торговать, хоть сочинять, пожалуй, — не знаю, что ты изберешь, к чему чувствуешь больше охоты…
    — Да я посмотрю, нельзя ли вдруг по всем, — сказал Андрей.
    Отец захохотал изо всей мочи и начал трепать сына по плечу так, что и лошадь бы не выдержала. Андрей ничего.
    — Ну, а если не станет уменья, не сумеешь сам отыскать вдруг свою дорогу, понадобится посоветоваться, спросить — зайди к Рейнгольду: он научит. О! — прибавил он, подняв пальцы вверх и тряся головой. Это… это (он хотел похвалить и не нашел слова)… Мы вместе из Саксонии пришли. У него четырехэтажный дом. Я тебе адрес скажу…
    — Не надо, не говори, — возразил Андрей, — я пойду к нему, когда у меня будет четырехэтажный дом, а теперь обойдусь без него…

  Но - разве были в его жизни взлёты и падения, настоящие всплески чувств, страсти (" Страсть! Все это хорошо в стихах да на сцене, где в плащах, с ножами, расхаживают актеры, а потом идут, и убитые и убийцы, вместе ужинать…")? Всё так же, как у Обломова - ровно, спокойно, с той лишь разницей, что не на диване... Не зря, видимо, Штольц выдумал это словечко "обломовщина", включающее нечто больше, чем обыкновенная лень.

  
   — Где же идеал жизни, по-твоему? Что ж не обломовщина? — без увлечения, робко спросил он. — Разве не все добиваются того же, о чем я мечтаю? Помилуй! — прибавил он смелее. — Да цель всей вашей беготни, страстей, войн, торговли и политики разве не выделка покоя, не стремление к этому идеалу утраченного рая?

  А я, совершенно для себя неожиданно, вдруг влюбилась в образ Захара. нет, не подумайте, не в Захара со всеми его недостатками, а в то, как это написано - подробно, горько, сильно...

  
  Захар любил Обломовку, как кошка свой чердак, лошадь — стойло, собака — конуру, в которой родилась и выросла. В сфере этой привязанности у него выработывались уже свои особенные, личные впечатления.
    Например, обломовского кучера он любил больше, нежели повара, скотницу Варвару больше их обоих, а Илью Ильича меньше их всех, но все-таки обломовский повар для него был лучше и выше всех других поваров в мире, а Илья Ильич выше всех помещиков.
    Тараску, буфетчика, он терпеть не мог, но этого Тараску он не променял бы на самого хорошего человека в целом свете потому только, что Тараска был обломовский.

  P.S. Небольшое отступление: слушала книгу в исполнении Александра Дунина. Грамотно, в меру медлительно, выразительно - так, как и надо читать классику. Но в речи Обломова неудержимо прорывались интонации Табакова, потому что, видимо, не только мне кажется, что лучше него Обломова никто не сыграет...

  94

  868