Рецензия на книгу

• 

  Аноним14 октября 2014 г.

  Бывают книги, в которые влюбляешься в первого прочтения, герои которой становятся спутниками твоей жизни, как добрые друзья. Бывают любимые детские книги, из которых вырастаешь. А бывают те, до которых дорастаешь, и с ними обретаешь прочную связь, так, что удивительно, как раньше жила без них.
  Как любая советская школьница, я знала сюжет романа «Овод» задолго до того, как прочитала эту книгу. Помню, как первая учительница отзывалась о ней как о замечательной. Помню предложение о ней в учебнике русского языка На каждого, кто читал книгу Войнич «Овод», она произвела незабываемое впечатление.
  И помню сокрушительное разочарование, когда наконец в пятом классе я добралась до этой книги. Мне было неинтересно. Непонятно. Слишком взросло. Слишком много разговоров. Слишком рано – понимаю я теперь.
  Прошло несколько лет, я влюбилась в другие книги Войнич. И решила попытаться перечитать ее первый роман. Мне он не понравился. Я почему-то решила, что он проигрывает по сравнению с другими ее книгами, не бьет наотмашь.
  И вот наступило это лето. Жара, веселые крики детей на улице, прохлада кирпичного дома, запах близкой реки, вкус вина. И старый фильм со Стриженовым. Я впиваюсь глазами в экран и понимаю, что хочу перечитать «Овода».
  А потом перечитываю в рамках классического флэшмоба и плачу, плачу ночью, я, старая закаленная жизнью тетка, плачу, кусая губы, чтобы не разрыдаться в полный голос, чтобы не разбудить детей... Не бьет наотмашь? Бьет, еще как бьет... Так, что дыхание перехватывает и влюбляешься в героя, потому что именно такой единственный тип личности только и привлекает тебя в мужчинах. И больно, страшно больно, та же боль, что в «Прерванной дружбе» и в «Сними обувь твою» - удар кинжала в сердце, с которым живешь потом долгие, долгие годы...
  Я уже давно не сентиментальная семнадцатилетняя дурочка, но все равно предпочитаю в книгах хорошие концы. Войнич хороших концов не любит совсем – разве что в «Оливии Лэтам» все заканчивается относительно неплохо. Над ее книгами плачешь, но эти слезы не убивают, а дают силы жить дальше, ибо жизнь – не пасхальный подарок и не голливудский мюзикл, она страшна и жестока. И все же каждый раз хочется спросить – ну почему? Ну почему нельзя иначе? Почему нельзя объясниться до последнего письма, до разрыва, до разлуки, почему ее героям всегда суждено страдать без надежды?
  Слишком поздно Джемма убеждается, что Овод и есть Артур. Рене в «Прерванной дружбе» не успевает объясниться с Феликсом (или, если угодно, с Феличе) Риваресом – и тот остается в уверенности, что его друзья предали его... Что, возможно, толкнуло его на возвращение из счастливой жизни во Франции в губительную итальянскую политику. Когда-то Джим не захотела слушать его объяснений. Через годы он поступил также, не выслушав толком Рене и Маргариту. Я думаю, а что, если бы в жизни Артура-Феликса-Феличе не случилось разрыва с Мартерелями, которое он воспринял как повторное предательство, вернулся бы он в Италию? И прихожу к выводу, что да, вернулся бы. Потому что больше всего на свете он любил того, кто остался в Италии.
  Честно говоря, я не очень верила в эту любовь Артура к Монтанелли. Мне никогда не встречались такие чувствительные мальчики, которых тронешь – и кровь потечет, которые способны так любить, которые не могут простить ни единого проступка, разве что в книгах Войнич и Гюго. Хотя, уже написав предыдущую фразу, я вспомнила, что в юности знавала одного такого мальчика. Наверное, я просто зачерствела сердцем и позабыла собственную сентиментальную юность, в которой бушевали бури и грозы, средь которые мне изредка сияли лучи счастья. Но было это давно, слишком давно, в другой жизни и в прошлом тысячелетии. Но ведь было же...
  Гораздо легче поверить в отцовскую любовь Монтанелли к Оводу. Отец всегда любит сына сильнее, чем сын отца. Но увы – дочитав книгу, особенно разговор отца с сыном в тюремной камере – я пришла к странному, возможно, крамольному выводу – Монтанелли любил Артура меньше. Иначе ни за что не пожертвовал бы сыном. Здесь напрашиваются библейские параллели, которых я, конечно, не видела и не могла видеть в своем советском детстве. Но так ли уж нужна была жертва Монтанелли тем, ради кого он ее принес, подобно богу-отцу? Возможно, мне, как убежденной атеистке, просто не понять любви к богу. Но я глубоко убеждена, что полковник Феррари преувеличивал опасность в случае побега Овода, а Монтанелли между легким и правильным выбрал легкое. И расплатился за это. Но сына уже не вернуть.
  Сердце сжимается, когда читаешь, как Овод до утра плачет в темноте после последнего разговора с отцом. Не знаю, кем надо быть, чтобы так уйти от сына, которому суждено умереть. От сына, который в глубине своей искалеченной души остался тем же чувствительным мальчиком, которому больше всего на свете хотелось любви и который так и не научился прощать.
  И еще слезы застилают глаза, когда читаешь прощальное письмо к Джемме, которая снова стала для него Джим. Значит, ее он все-таки простил? Или все же нет, и если бы письмо не было прощальным, он так и не смог бы рассказать ей правду? Остается лишь гадать об этом. Хотя мы уже знаем то, чего не знает Джемма - что болезнь Овода все равно доконала бы его через несколько лет...
  Прочитав книгу, я с удивлением убедилась в том, что она совсем не о революции. Но все-таки хорошо, что ее революционный антураж привел к тому, что в нашей стране эта книга была бешено популярна и издавалась миллионными тиражами. Потому что благодаря этому у нас были переведены другие романы Войнич, скрасившие мою печальную юность. А еще был снят прекрасный фильм, который сам как песня и смотрится на одном дыхании. Тот, который кончается цитатой из Блейка, в неточном, но славном переводе.
  Живу ли я,
  Умру ли я,
  Я мошка все ж
  Счастливая

  13

  106