Рецензия на книгу

• 

  Аноним9 октября 2014 г.

  Vita Nova

  Впервые я прочёл эту книгу, когда мне было около четырнадцати лет. Тогда она, полная живых и ярких картин из мифов и легенд, волшебства и чародейства произвела на меня глубокое впечатление. Занимаясь в те златопамятные времена и разными “тайными науками” (например, астрологией), как и герой книги, я пытался понять окружающий меня мир, увидеть пульсацию его причудливых ритмов, само движение истории. Наверное, именно величие ”Фауста”, сильный дух героя этой пьесы (трагизма жанра я тогда не ощутил отчего-то), внушили мне страсть к познанию и толкнули меня на путь науки, за что я ей глубоко благодарен.
  Теперь, спустя годы, я, вполне овладев филологическим знанием, всё ещё затрудняюсь назвать это произведение трагедией или комедией. Не только потому, что по-сократовски хочется повторить слова разочаровавшегося в себе философа, стоящего на грани самоубийства:

  
  Я богословьем овладел,
  Над философией корпел,
  Юриспруденцию долбил
  И медицину изучил.
  Однако я при этом всем
  Был и остался дураком.
  

  Просто сама структура пьесы, несмотря на чёткие указания автора, не позволяет столь однозначно судить о её жанре. В самом её начале, ещё до известного пролога, в ней появляются два образующих её направления, олицетворённые в фигурах Поэта и Комедианта. Первый из них, воплощая серьёзное и трагическое начало, исполнен желания возвысить человека, унести в заоблачные выси Духа. Второй же, напротив, постоянно вышучивает и высмеивает его благородные, но не имеющие под собой крепкой почвы стремления, напоминая ему о том, что существует простая и земная жизнь, жизнь обычных людей, которым хотелось бы помимо Духа хорошо и весело провести время. Гениальный Гёте прекрасно понимал эту дилемму и потому положил в основу своей пьесы подобного рода диалог, развитый в высоких и патетичных речах Фауста и уничтожительной аналитике Мефистофеля. А впрочем и здесь нет однозначности, поскольку главной заботой дьявола в этой пьесе является опьянить жаждой жизни разочарованного человека и потому они подчас меняются ролями. Вот уж поистине поди разбери, кто и чего хочет:

  
  Часть силы той, что без числа
  Творит добро, всему желая зла.
  

  В этом состоит одна из замечательнейших находок пьесы, а именно: инверсия библейского сюжета об Иове, которого всё – несчастья, окружение и сам Сатана – соблазняли бросить обвинения Господу. Но, испытуемые как счастьем, так и несчастьем, достигнув громаднейшего величия и полного ничтожества, оба героя устояли и остались духовно чисты.
  Из технических моментов порою поражаешься ремаркам, в которых требуется исчезновение людей в воздухе, превращение одежд в облака, полёт сверкающих сосудов и ведьм и прочие невиданные чудеса. Поистине Гёте необходим был не театр, а современный кинематограф для исполнения своих замыслов!
  Очень остро и политично прозвучали для меня следующие строки:

  
  Вы будьте герцоги отныне,
  Владельцы данной нам страны;
  Но Спарты царственной княгине
  Повиноваться вы должны.
  Германец крепостью и валом
  Коринфа бухты пусть займёт;
  Пусть держит под своим началом
  Ахайи все ущелья гот.
  Вы, франки, шествуйте в Элиду,
  Ты, сакс, Мессеною владей;
  Норманн, прославив Арголиду,
  Освободи простор морей.
  Живите в тихом мире сами,
  Лишь внешним страшые врагам,
  Но Спарта пусть царит над вами:
  Старинный трон царицы там.
  Она следить оттуда будет,
  Чтоб, богатейший край заняв,
  Вы процвели; она вас судит,
  У ней защита ваших прав.
  

  Однако большего всех этих исторических аллюзий, абстрактного и мифологического компоста в этой пьесе пленяет меня чисто человеческое, земное.

  
  Теория мертва, мой друг, но древо пышно зеленеет
  

  Поэтому нельзя не заметить и тонкого биографического подтекста пьесы, когда отвергнутый всеведующим Духом, прообразом которого в жизни поэта была женщина, он решается покончить со своей жизнью, но в последний момент останавливается и пробуждается к новой для себя жизни, настолько новой, что он и сам не ожидал этого. Если вдруг пожелаешь умереть, представь, что уже умер и начни новую жизнь. В стремлениях и поручениях пробуждённого Фауста видно, как постепенно из страстной похоти, алчности и тщеславия в нём выкристаллизовываются идеи действительных наслаждений – любви, щедрости и самоотвержения. Конечно же, всем этим стремлениям, реализуемым таким хитрым и лукавым слугой как Мефистофель, не дано подлинного и полного воплощения. Бес норовит всё испортить и исказить. Ещё бы не хотел, ведь как верно заметила наделённая потрясающей женской интуицией Маргарита, он никого не любит. Однако даже ему, в конце концов, против его же воли выпадает счастье любви к Богу и его слугам, что он сам отказывается от своей добычи! Это было просто уморительно! Да иначе и не могло быть, ведь от Него исходит только любовь. После всего этого он, конечно же, корит себя, злится, как это порой доводится и нам, но так происходит лишь тогда, когда мы не понимаем замысла божественной комедии.

  Зло, в том числе и внутреннее, побеждается смехом и любовью.

  10

  83