Рецензия на книгу
Anna Karenina
Leo Tolstoy
knigogOlic30 сентября 2014 г.Love conquers all.
Death conquers all. Death redeems all.Почему смерть все искупляет? Да, она вызывает мистический ужас. Это что-то великое и нашему пониманию недоступное. И, тем не менее, почему? Потому ли, что эти ее определения переносятся и на самого человека? Или же потому, что тот, кто может позволить себе уйти из жизни, взлетает для нас на недосягаемую высоту? На запредельную высоту? Со смертью приходит очищение. Смерть все расставляет по своим местам. Почти до последнего ни Анна, ни Вронский меня совершенно не трогали. Больше того, они мне были малоприятны. Но этот отчаянный поступок многое изменил. Оправдать его невозможно, как минимум, в силу того, что Анна была матерью и забыла об этом. Но нельзя не признать, что это сильный поступок. Неверный, но сильный. Практически не обоснованный, без весомой для стороннего наблюдателя причины, но решиться на такое могут не многие. Поведение же Вронского после свершившегося искупления заставило переменить к нему отношение с холодного на более теплое, и даже уважительное.
Проблема метафизического выбора, столь любимая нашими классиками, венчает собой целую пирамиду из нравственных дилемм, что выстраивает Толстой. Анна изменила и потому поплатилась? Или расплатилась не Анна, а все остальные? Анна поступила жестоко или принесла избавление? Думала ли она не только о себе, но еще и о других? Она придумала страдания в своей голове или действительно страдала? Правильно, наверное, будет сказать, что Анна действительно страдала частью придуманными, частью реальными страданиями. Анна мучилась сомнениями. Это стоит отметить, поскольку сомнениями мучился еще и Левин – такой же, наравне с Анной, главный герой романа. Далее показательно, как по-разному разрешились мучения Анны и Левина. Оба они приходили к суждению, что люди вынуждены вести борьбу за существование, что люди – враги др. др., а жизнь – это насмешка дьявола. Оба они оказались в ловушке разума, но выходы из нее нашли совершенно противоположные. Если Анна выбрала самоубийство, negatio, полное отрицание жизни, то Левин предпочел преумножение жизни, жизнь в добре и для других. Левин не стал жертвой гордости ума, его плутовских проделок. Анна же не устояла под его натиском. Вероятно, таким образом Толстой хотел донести точку зрения о том, от чего произрастает большее зло (от рационального, от разума), а из чего – добро (в иррациональном, в вере). В конечном счете, Левин сумел примирить в себе разум и веру, со значительным креном в сторону второго, что вполне соответствовало замыслу автора.
Что было интересно мне, так это обнаружить противопоставление двух начал, которые зачастую перекликаются в каждом человеке, и здесь я наткнулась и на себя, в том числе. С одной стороны - Анна, условно говоря, олицетворение плохого: более импульсивного, эгоистического, стихийно-самостийного. С другой стороны – Левин как олицетворение хорошего: более рассудочного (в смысле рассудительного), альтруистического, спокойного. Непредвиденно случилось еще и осмысление себя через призму анализа героев произведения. Эдакий бинокль с разными стеклами. Вот уж не ожидала, что чтение «Анны Карениной» станет для меня настолько личностным, интимным процессом, каковым он проявил себя, уже подходя к своему завершению. Сначала было безличное «надо». Потом снимок начал проявляться, и выяснилось, зачем «надо». «Надо» стало моим и сразу обрело и плотность, и вес, и значение.
Благодарствую, Лев Николаевич.
(но с Левиным в конце Вы переборщили, эх)1775