Рецензия на книгу
Ляльковий дім
Генрік Ібсен
Yasminska23 августа 2014 г.Что могу сказать? НЕ ВЕРЮ! Сказка о Золушке и то вызывает больше доверия, чем волшебная метаморфоза Норы Хельмер.
Извините, без СПОЙЛЕРОВ никак.С самых первых строчек я поняла, что у четы Хельмеров тип отношений «папа – дочка». Не здоровый, но довольно распространенный. Он с ней сюсюкает, запрещает есть печенье, подбирает ей наряд на маскарад, разучивает с ней ее праздничный номер. Она капризничает, обманывает в мелочах (с тем же печеньем), разыгрывает из себя куколку. И вдруг…
Нора разочаровывается.
Нора спокойно говорит мужу, что уходит от него.
Нора без запальчивости заявляет, что будет работать и сама устроится в жизни.
Нора признается, что играла роль.
Нора объясняет, что устала быть игрушкой сначала для своего отца, потом для мужа, и указывает на то, что любви в их отношениях нет.ТАК НЕ БЫВАЕТ. Спросите у любого психолога.
Дело в том, что Нора Хельмер всю жизнь была в роли «дочки». Пусть она уверяет Торвальда в лицедействе, но маска-то прирастает! И если за восемь лет замужества ее душа не взбунтовалась против тотальной опеки, против этих «птичек» и «белочек», значит, роль ее вполне устраивала.
Хельмер. Ну и мотать нам тоже нельзя.
Нора. Немножко-то можно! Правда? Самую чуточку. Тебе ведь положили теперь большое жалование, и ты будешь зарабатывать много-много денег
(…)
Хельмер. Ты представь себе, сегодня я займу тысячу крон, ты потратишь их на праздниках, а накануне Нового года мне свалится на голову черепица с крыши – и готово.
Нора (закрывая ему рот рукой.) Фу! Не говори таких гадких вещей!Ну и чьи это слова – взрослой женщины, матери троих детей, или легкомысленной девочки?
Можно предположить, что Нора усиленно играет в присутствии мужа, а с другими людьми она становится собой, настоящей. Но тогда как объяснить, что она хвастается своим благосостоянием обедневшей подруге и сразу же выбалтывает свой секрет, который может стоить ей семьи? Как объяснить ее некрасивое поведение с доктором Ранком? Старинный друг, одинокий человек, признается в своей неизлечимой болезни.
Ранк. (…) Не пройдет, пожалуй, и месяца, как я буду гнить на кладбище.
Нора. Фу, как вы гадко выражаетесь.
Ранк. (…) Как только я совершенно уверюсь в наступлении худшего, я пошлю вам свою визитную карточку с черным крестом. Знайте тогда, что мерзость разрушения началась.
Нора. Нет, вы сегодня просто несносны. А мне-то так хотелось, чтобы вы сегодня были в особенно хорошем настроении. (…) Вздор! Веселее, веселее!Ни слова утешения или сострадания. Чистый ребенок, который своей маленькой ручкой хочет отмахнуть саму мысль о смерти.
И этот ребенок в конце пьесы по щелчку пальцев превратился в мудрую, рассудительную, печальную женщину, готовую к одинокой нелегкой жизни. Реально? Нет. Потому что ребенок, получивший удар, разочаровавшийся в любимом человеке, ударится в эмоции, будет жалеть себя, захочет назло всем «отморозить уши». Нора могла устроить скандал и высказать все, что накипело, могла со слезами отчаяния уйти из дома, могла даже совершить самоубийство – вот в это верится. Она могла быть преисполнена злобой («Ненавижу его! Пусть теперь остается один!») или терзаться чувством вины. Это логичное поведение женщины, психотип которой был описан в «Кукольном доме».Но нет. Теперь Нора – воплощение разумности, сдержанности и достоинства.
«Сведем счеты, Торвальд. Тебя не поражает одна вещь, вот сейчас, когда мы так сидим с тобой? Мы женаты восемь лет. Тебе не приходит в голову, что это ведь в первый раз мы с тобою, муж с женою, сели поговорить серьезно?».А где же «Фу» и «Ах»?
Нет, господин Ибсен. Не взрослеют за пару секунд. Нора Хельмер вполне могла стать такой, как вы описали ее в конце, но это произошло бы постепенно. Для этого ей пришлось пройти через лишения, многое переосмыслить. Застарелую маску нельзя так просто сбросить, она отдирается только с кровью и мясом.
Не буду разглагольствовать дальше. Три из пяти. Все-таки язык у пьесы хороший.
9144