Рецензия на книгу
Трудно быть богом
Аркадий и Борис Стругацкие
Clementine21 августа 2014 г.— А пока мы будем выжидать, — сказал он, — примериваться да нацеливаться, звери ежедневно, ежеминутно будут уничтожать людей.Ярче всего я вижу, как благородный дон Румата Эсторский подбирает мечи, спускается по лестнице в прихожую, разворачивается лицом к двери и ждёт. Ждёт, когда она упадёт. И пока он ждёт, я думаю о том, как правильно и поделом им всем сейчас достанется. И радуюсь. Зная, что это зло, зная, что это казнь, зная, что так нельзя и что потом, после всего, останется один-единственный вопрос: «Боже, Антон, что же ты над собой сделал?». Почти по Достоевскому, да.
И всё-таки я жду. Того, о чём в романе не расскажут, потому что о таком лучше не говорить. В той системе координат, где раскручивается мир Полудня, где люди ставят своей целью бескровное воздействие на развивающиеся человеческие сообщества, об этом как-то не принято. Хотя, конечно, случается всякое, и не каждое общество, в конце концов, можно уложить в прокрустово ложе «базисной теории».
Арканар уверенно шагает навстречу тоталитарному «рассвету», «серые штурмовики» расчищают ряды королевских подданных, устраивая погромы и казни «книжников» — мыслящей человеческой прослойки, народ при этом звереет и упивается собственной дикостью, а власть потихоньку заручается поддержкой криминальных авторитетов. Страшный нарыв вот-вот лопнет и страна захлебнётся кровью, однако Бог, обладающий возможностями, в разы превосходящими все достижения местной цивилизации вместе взятые, не может ничего сделать. Потому что руки его связаны великим земным гуманизмом, преклонением перед Человеком, любовью к нему и верой, безграничной верой в мудрость его и милосердие.
Возможно, только те, кто в детстве, нарушая все правила, лез под запрещающие знаки, и способны разглядеть за происходящим настоящую опасность, разглядеть и спросить себя: «Да полно, люди ли это? Неужели они способны стать людьми, хотя бы со временем?» Нет, благородный дон Румата не открещивается от всех и сразу, он глубоко привязан к тем немногим, кто смог подавить в себе зверя и шагнуть за границы дикости, ему дороги настоящие книгочеи — поэты, врачи, учёные, он ценит дружбу с весёлым никогда не унывающим бароном Пампой, заботится о сообразительном мальчике-слуге Уно, любит хрупкую искреннюю Киру… Но при этом твёрдо помнит, что именно эти, самые дорогие сердцу, беззащитные и красивые люди падут первыми. Те, кто равняют всех под одну гребёнку, не задумываясь, срежут их светлые головы. Румата помнит об этом, но до самого последнего момента держится за свою земную душу, за свою веру и за своё прошлое, без которого не будет и никакого будущего.
И всё же когда бог из милосердного превращается в карающего и вершит своё страшное правосудие, это не может не радовать, несмотря на кровь и пепел. Потому что хочется справедливости и наказания виновных. Вот только… герой не бог. Он человек. А человек, допустивший, что имеет право стать богом, почувствовавший себя им и не очнувшийся вовремя, переступает некий нравственный барьер, за которым уже нет того, человеческого, что составляло до этого саму его сущность. Частичка души — самая дорогая и ценная — отлетает и растворяется в воздухе, и вот уже среди своих, равных себе, подобных и близких сердцу, бывший дон Румата чувствует себя чужим. И Анка, верный друг и помощник, отшатывается от протянутых к ней рук, приняв за кровь земляничный сок на пальцах. И невозможно, невозможно быть богом, оставаясь при этом человеком.
66911