Рецензия на книгу
Третий полицейский
Флэнн О'Брайен
serovad8 августа 2014 г.- Эй, мужик, ты меня слышишь? Только не пугайся, ради Бога. Я тебя умоляю, не читай эту книжку!
- Ой! Кто здесь?
- Кто-кто… Конь в пальто. Дед Пыхто. Агния Барто. Тебе варианты нужны были? Это я, главный персонаж «Третьего полицейского». Я прошу тебя – не читай! Заклинаю всеми святыми, и во имя ЛайвЛиба! Ну, чего тебе стоит? Возьми лучше «Гулливера», он тоже есть в подборке, из которой ты должен выбрать книжицу…
- Всё! Хана мне! Уже персонажи со мной разговаривать начали! Говорили мне люди – не читай больше восьми часов в сутки, так ведь нет, не слушал. Приехали! Ну всё, я знаю что дальше. Жёлтый дом, палата номер шесть, в тумбочке курица, под койкой утка…
- Да нет же! Успокойся! Никаких домов, никаких палат! Век мне омния не видать.
- Чего-о-о?
- Сейчас объясню. Ты, главное, не волнуйся. И дай слово книжку не читать!
- Постой-постой. Давай-ка по порядку. Почему я её не должен читать?
- Понимаешь ли, каждый раз, когда её кто-то читает, я заново переживаю все события, которые описаны в этом бредовом романе. А поскольку я главный персонаж, то мне больше всего и достаётся…
- Погоди, не тарахти. Тебя как звать-то, главный персонаж?
- В том то и дело, что у меня нет имени.
- В смысле?
- Это всё он виноват, О`Брайен.
- О`Бра… А! Автор романа!
- Ну да! Этот… кхм… нехороший человек так задумал, что по сюжету я забываю имя… я даже могу сказать, почему забываю…
- Не надо, я не люблю сюжет наперёд узнавать.
- Так вот, я забываю своё имя. А поскольку до того момента, как мне придётся его забыть, у меня не будет нужды его называть, этот О`Брайен даже не удосужился мне придумать имя, хотя бы условно. Так и живу я безымянным, в отличие от всяких там Анн Каренин, понимаешь, или хотя бы Конфеток, какое прозвание было у героини твоей последней прочитанной книги.
- Та-а-ак… А почему я должен не читать книгу?
- Потому что любой персонаж любого литературного произведения тебе подтвердит – каждый раз, когда кто-то читает книгу, каждое действующее лицо заново проживает весь сюжет. А я не хочу так. Не могу больше. Этот О`Брайен там такого понаписал, что в сорок четвёртый раз я не выдержу.
- Почему это в сорок четвёртый?
- Потому что бумажную книгу прочитали двадцать три человека, потом её оцифровали, выложили в интернет, и до тебя дошла двадцать первая копия. А сколько таких копий существует – столько и персонажей. И каждый из них живёт своей памятью.
- Ой, бли-и-ин… Эх и не повезло тебе! Хотя… знаешь, всё в мире относительно. Вот я послушал тебя, и теперь представляю, сколько раз падала Анна Каренина под поезд. Или сколько раз Раскольников убивал старуху!
- Но мне-то от этого не легче!
- Что значит «не легче»? Ты что, особенный? Или роман настолько плохой?
- Ну… Как тебе сказать…. Он не то, чтобы уж совсем плохой. Но он какой-то не такой. Он другой.
- Ещё скажи «иной». И адресуй меня к Лукьяненко. Ты, кстати, знаешь, кто это такой?
- Ты за кого меня принимаешь? Я знаю персонажей половины произведений мировой литературы, потому что файл моей книги лежал на большом литературном сервере. Мы там со всеми перезнакомились со скоростью сто мегабит в секунду. А Лукьяненко, кстати, тут ни при чём. Я, скорее, могу припомнить Стивена Кинга, Рабле, Набокова, Кэрролла. Кафку, кстати, тоже.
- Прям коктейль какой-то. Только мне кажется, что Кинг и Набоков – это вещи малосовместимые.
- Вот именно. А этот О`Брайен взял, да совместил.
- Ну, и что там такого совмещённого? Бездонная нора, белый кролик, лангольеры, говорящая бутылка, превратившийся в насекомое человек, или приговорённый к казни Цинциннат?
- Вот ты напрасно ехидничаешь. Особенно в отношении Цинцинната. Я тебе скажу так – мы с этим набоковским персонажем очень похожи, поскольку оказались примерно в одинаковой ситуации.
- Ты тоже приговорён к казни непонятно за что?
- Да, но не в этом дело. А дело в том, что вокруг нас происходит какой-то исключительный абсурд. Цинцинната окружают странные личности, чьё поведение не объясняется никакой социологической логикой, если роман «Приглашение на казнь» воспринимать с точки зрения реализма. Вот так же и у меня. То есть я как бы уже наперёд знаю, что всё, вокруг происходящее – чистой воды сюрреализм. Но вот осмыслить не могу. Да и Джоан вечно тянется к победе разума.
- Джоан?
- Душа моя. Так я её называю.
- Да уж… Это действительно сюрреализм – душа с отдельным именем. А может быть, у тебя шизофрения?
- Если у кого шизофрения и была, так это у О`Брайена.
- Слушай, может перестанешь на автора катить баллон? Откуда тебе знать, чем он руководствовался при написании? Ведь в литературном произведении есть идея, есть фабула. А у автора есть творческий метод, авторский стиль. Наконец, свободу творчества и индивидуальное видение никто не отменял. А если ты так не согласен с этим, то давай уж заклеймим того же Кафку за его «Процесс». Тоже, кстати, чем то похожий на «Приглашение на казнь», а значит и на «Третьего полицейского», согласно логике классического высказывания. И за «Превращение» Кафку тоже заклеймим, а? Заодно уж.
- За «Превращение» я бы не стал. Я тут с Грегором Замзой пытался обсудить нашу идейную родственность, а ему пофиг. Жуёт какую-то плесень, забравшись на потолок, и в ус не дует.
- Ну, тогда давай Кэрролла клеймить.
- Да никого я клеймить не хочу, кроме О`Брайена. Мне, знаешь ли, по барабану бездонные норы и мартовские зайцы. Пусть у Алисы над этим голова болит. Меня напрягают двое полицейских. Меня напрягают велосипеды! Меня напрягают бесконечные сундучки, которые помещаются друг в друге, словно матрёшки. Меня напрягает вопящий нечеловеческим криком сет. Меня напрягает Мэтэрс, которого я убил лопатой, а потом встретил его живым. Меня напрягает отсутствие чёрного ящика с богатством. Меня всё, всё напрягает! Кроме омния, из которого можно сделать всё, что угодно. Да и тот особенно мне не нужен, поскольку мне не удаётся им воспользоваться.
- После твоей гневной речи я делаю вывод, что тебя напрягают люди. Ну, это нормально, я тебе скажу. Меня, например, тоже многие достают. Но велосипеды-то тебя чем не устраивают?
- Да как это чем? Сначала мне встречаются два больных на всю голову полицейских, которые не знают никаких иных средств передвижения, кроме велосипеда. Причём настолько не знают, что им кажется невероятным человек, который передвигается каким-то иным способом, в том числе своими ногами. Потом оказывается, что велосипеды там тоже живые, и на одном из них я даже удрал от этой сумасшедшей парочки, и едва не почувствовал к нему сексуальное влечение.
- К велосипеду?
- Ну да.
- Вау! Знаешь, чем больше ты мне рассказываешь, тем сильнее у меня желание всё-таки прочитать книгу.
- Забудь! Забудь! Пожалей меня!
- Хорошо. Обещаю, но только с одним условием. Найди реально серьёзный аргумент, что книга плохая. Вот так, чтобы меня затошнило об одной мысли о перспективе прочтения.
- Есть. Есть у меня один такой аргумент!
Видишь ли, в романе есть ещё один персонаж, который меня конкретно замучил. Я его ни разу не видел, но он упоминание одного его имени вызывает у меня трясучку, потливость, нервный тик, аритмию, сосание под ложечкой и приступ депрессии. Видишь ли, О`Брайен по сюжету меня сделал исследователем научного наследия некоего де Селби, будь он во веки веков неладен. У меня даже слов нет, чтобы дать полностью стоящую уничижительную характеристику этого чудака на букву «м», чтобы объективно оценить его ум. Сам посуди. Человек отстаивает идеи строительства домов без крыш и домов без стен, ибо классические дома, по его мнению, размягчают мозги. Или другое его учение – цитирую: «путешествия и вообще любые перемещения с места на место являются галлюцинацией». А? Нормально? Ты, как говорят файлы на твоём компьютере, на железной дороге работаешь. Так вот, с точки зрения де Селби, вся ваша железная дорога – это один сплошной глюк, поскольку путешествовать надо только таким образом – обложив себя фотографиями тех мест, где тебе надо побывать, выстроить определённым образом освещение – и вуаля! Тебе не надо трястись целую ночь в поезде, чтобы ни свет ни заря выйти помятым на каком-то полустанке.
А вот ещё одна теория – земля имеет не сферическую форму, а колбасообразную. А ещё он очеловечивает дороги, наделяет их исторической ролью, судьбой, характером, лицом…Что-то подобное было у Рабле, поэтому я его, кстати, и упоминал.
Много всякой ерунды понаписал де Селби, и ты представляешь, меня О`Брайен сделал исследователем его трудов, а чтобы мне не пришло в голову сбежать от книг, отнял у меня ногу и заменил её деревяшкой! Исключительное бессердечие! Но самое обидное, что этого де Селби, похоже, начитались и Мэтэрс, задвинувший мне целую лекцию о невидимых рубашечках и о том, что ветра имеют цвета. И полицейские, сжимающие и растягивающие свет, нашедшие дорогу в вечность, и чем ещё только не занимающиеся, тоже, на мой взгляд, хватили этого де Селби через край… В общем, все в этой не так происходит. А знаешь почему? Оказывается, как выясняется на третьей странице с конца, всё происходит на том свете. Стивен Кинг и рядом не сидел!
Ну что? Убедил я тебя? Скажи мне, наконец, что ты не станешь читать эту книгу, налей бальзама на моё несчастное сердце!
- Извини, дорогой мой главный персонаж, но твоя последняя речь только сильнее заинтересовала меня. Мне очень жаль, но я делаю двадцать вторую копию для своего ридера.
- Но ведь ты не любитель сюрреализма!
Copy. Paste. Delete
************************
Запись, сделанная четырьмя днями спустя:
А ведь он был прав. И зачем я читал эту сюрреалистическую фигню?
51615