Рецензия на книгу

• 

  Аноним5 августа 2014 г.

  Первая часть гениальной трилогии Мережковского. Не очень известный у нас, но, как по мне, один из наиболее выдающихся писателей России, всю жизнь посвятил теме противоборства двух начал в человеке. Их названия крайне условны. Для Достоевского это было борьба Бога и дьявола, для Ницше - Апполона и Диониса, для Дмитрия Сергеевича же - "христианского" и "языческого". По сути, практически всё его творчество посвященной этому противоборству и наиболее ярко оно выражено в первом жизнеописании "Христа и Антихриста".
  Юлиан Отступник, великий римский император, который, подобно многим утонченным душам мыслителей, жил в прошлом, скучал о былом времени, как о давно покинутой родине и скорбь его становилась тем ярче, чем ясней приходит осознание того, что он не сможет повернуть время вспять. Кто-то менее могущественный должен просто смириться с этим досадным фактом, но "император мира" может попробовать остановить неизбежное движение человечества в христианское средневековье. Но его попытки сопротивляться течению времени, приводят только к еще более жестоким разочарованиям.
  То, что позже, после отжившего свой век христианского аскетизма и самоограничения, удавалось Лоренцо Медичи, было просто не под силу сделать Юлиану. Дионисовы мистерии, языческие обряды, античные храмы... всё выглядело как попытки воскресить уже покрывающихся тленом древних богов, Как послушные марионетки, они делали то, что приказывал им дергавший их за нитки, но зловонный запах разложения никуда не пропадал.
  Юлиан был слишком непокорным чтобы смириться, но слишком проницательным чтобы не понимать отчаянность своего предприятия. Как мифичный сизиф, он катит вверх свой камень, понимая, что он неизбежно упадет с горы, но тем не менее не может не катить, не может просто сдаться и оставить борьбу против собственной тени. Даже понимая тщетность своих усилий, он, с отчаяньем загнанного в угол зверя, начинает кидаться на своего воображаемого врага тем бесстрашней, чем отчетливей понимал его непобедимость. В конце, после самого смелого и безрассудного последнего броска, он должен был признать то, что понял гораздо ранее: "ты победил галиелянин". Борьба внешняя была только выражением той страшной борьбы душевной, борьбы с самим собой, от того безнадежной, которую проиграл Юлиан, которую будут проигрывать все, кто будет неспособен понять что цель этой борьбы вовсе не в победе одного из соперников.
  Особенно ценен этот роман, за тот потрясающе объективный и правдивый взгляд, с которым русский символист смотрит на христианство первых веков. Картины того, как уважаемые, мудрые старцы перекрикивают, кидаются друг на друга, как свора петухов, сбивают всю ту спесь с Вселенских соборов, с которым принято на них смотреть через розовые очки "христианской мудрости". То, как религия миролюбия и терпения заставляет своих адептов рушить и уничтожать всё инакомыслящее, всё им непонятное, показывает что масса, остается массой не важно какие верования им будут мнимо руководить - у них остается только один закон - закон толпы.
  Мережковский с удивительной глубиной вглядывается в мечущуюся душу римского императора сквозь призму веков. Этот талант, который был смешан с результатом долгих часов в библиотеках, дал по-настоящему подлинный шедевр мировой литературы.

  7

  521