Рецензия на книгу
Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница
Сьюзен Коллинз
MarinaKoroljova25 декабря 2023 г.Удивительное дело, но начиная читать третью и заключительную часть «Голодных игр», я не подозревала о том, насколько глубокая и серьезная история в ней заключена. Подводя итог всей трилогии, я убеждена, что это далеко не фантастическая сказка о любви девушки и юноши, приправленная кровавой вакханалией битвы не на жизнь, а на смерть. И не просто антиутопия, в которой все заканчивается фанфарами и игристо-розовым «жили они долго и счастливо».
Трудно сказать, какое впечатление эта история произвела бы на меня, если бы я читала ее еще будучи подростком, но сейчас, уже в зрелом возрасте, я заметила, как много жизненного и, к сожалению, неприглядного выставила Коллинз на всеобщее обозрение.
История взросления Китнисс Эвердин, ее борьба за себя и за жизни своих близких, потери и отчаяние, боль и одиночество, которые окружали ее на протяжении почти всей третьей книги — ведь нигде не ощущаешь себя более одиноком, чем в толпе — все это очень глубоко меня задело.
По сути, образ Китнисс эволюционировал довольно существенно, но в какой-то момент перевернул знак «плюс» на знак «минус». Почему я так считаю? Уж не знаю, случайно ли, специально ли, но Коллинз выставила свою героиню не лидером — эдакой революционной зажигалочкой, за которой все не просто пойдут, а бегом побегут, а сделала ее чисто номинально — символом. Это со временем поняла и сама Китнисс, поняла и осознала, что она — тот же инструмент, каким она была для Сноу, только теперь цель и направление движения изменились.В этой книге было больше рассуждений-размышлений о том, что было и что еще будет совершено. Без прикрас и без наигранности смотрит Китнисс на свое отражение и видит в нем отражение всех тех ошибок, которые совершила, и всех тех жертв, чьим невольным палачом стала. Одна из сцен, вызвавших у меня на глазах слезы, была именно та сцена, в которой Китнисс сама себе признается, что она же и погубила Пита. И хотя она, несмотря ни на что, в глубине своей души все равно оставалась сильной — пусть надломленной, но не сломанной, однако именно Пит оказался тем зеленым побегом, который обвил собой ее расколовшееся тело-ствол, стал сияющим во тьме ночи маяком и смог подарить надежду на новое, счастливое «завтра».
Пит, который и сам был практически сломан. В этой части он не такой, каким я привыкла видеть его в первых двух книгах. И я считаю этот авторский ход невероятно удачным — ни одна битва, ни одна война не проходит без последствий, и то, что Пит не стал точно таким же, каким был в начале истории, лишь показывает реальность испытанного им кошмара, всю глубину пережитого и то, что несмотря на яд ос-убийц и козни Капитолия, он сумел сохранить того доброго и светлого «мальчика с хлебом» перебороть себя и выплыть из глубин окутавшего его кошмара.
Динамики в этой книге было достаточно. Короткие, хлёсткие — не в бровь, а в глаз — сцены сражений, блуждания по канализационному подземелью, обход ловушек и увязание в капканах, а апофеоз — чудовищные переродки, унесшие жизнь одного из моих любимых персонажей — все эти смерти (и не только одни, не стоит забывать о самой главной для сюжета и для самой Китнисс) были стремительными, словно падающая звезда, и такими же запоминающимися. Не нужно лишней воды, не нужно сопливой мелодрамы на двадцать с лишним страниц — всего один абзац, позволюящий взглянуть на мир глазами персонажа. Но большего и не надо, иначе теряется сам эффект от сжавшейся до предела сюжетной пружины.
Финал меня не удивил. Война закончилась, и необходимость в символике отпала. Решение, принятое Китнисс, было закономерным... и думаю, и ответ Хеймитча, и действия Пита лишь подтвердили ее правоту. А возможно, просто лишний раз доказали, что они не чужие друг другу люди. Хэппи энда не вышло, я не испытываю счастья от пережитого. Но не чувствую и горя за полюбившихся мне героев. Они живы, они продолжают жить и любить, смиряются с прошлым и радуются новому дню. Потому что Панем — это не райские кущи, а Голодные игры — не сказка, а кровавая легенда, о которой будут говорить лишь на уроках истории.
11121