Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Вся жизнь впереди

Эмиль Ажар

  • Аватар пользователя
    Аноним15 июля 2014 г.

    Парадоксальность по-французски

    Я всегда с большой долей недоверия относилась к книгам, где повествование ведется от лица ребенка. Почему? Чаще всего взрослому дяденьке-автору (тетеньке-автору) удается создать образ эдакого «маленького старичка», то есть ребенка с присущими ему оборотами речи, стилем повествования и в то же время житейской мудростью. Парадокс, не правда ли? Выглядит это все фальшиво, натянуто, а иногда и пошло.

    Вот вырисовалось и первое противоречие романа «Вся жизнь впереди» французского писателя еврейского происхождения Эмиля Ажара; он же – Ромен Гари, он же – Шатан Бога, он же – Фоско Синибальди. Псевдоним «Эмиль Ажар» позволил автору получить Гонкуровскую премию во второй раз, что в принципе невозможно само по себе, так как по уставу Гонкуровской премии (самой престижной литературной премии Франции) она может быть присуждена только один раз в жизни. Парадокс? Парадокс!

    Третий парадокс содержится уже в сюжете романа. Итак, старая еврейка, мадам Роза, проживающая далеко не в самом лучшем районе Франции, воспитывает мальчика араба Момо. Стоп! Во-первых, несмотря на толерантную Европу, французы до сих пор не жалуют евреев и арабов. Во-вторых, арабы и евреи, как мы знаем, не лучшие друзья. (Арабско-израильский конфликт длится уже около века по сей день, и никто не знает, когда он закончится.)

    На этом перипетии сюжета не заканчиваются: старая еврейка не просто воспитывает араба, она воспитывает его в духе мусульманских, то есть родных, традиций и мусульманского вероисповедания! Арабский мальчик, между тем, тоже не отстает: он говорит на идише, знает молитвы на идише, уважает культуру иудеев. Более того, как выясняется впоследствии, любовь между приемным Момо и старой еврейкой мадам Розой не только нежна, доверительна, но и самоотверженна. А как по-другому объяснить заботу мальчика о больной женщине (кормление, купание, переодевание в чистую одежду, добыча денег для дальнейшего существования и пр.)?

    Да, кстати, усматривается еще один парадокс в личностях героев. Оказывается, что арабский мальчик является сыном проститутки, которую убил ее ревнивый муж; старая еврейка тоже в молодости не отличалась кротостью и монашеским укладом жизни. Позже окончив «уличную» карьеру, она начинает другую – воспитывает за деньги незаконнорожденных детей ее коллег-проституток.

    А чего стоит самый милый и самый добрый персонаж романа, который не однажды помогал старой еврейке и мальчику арабу, - трансвестит мадам Лола, в прошлом бывший боксер, в настоящем – торгующая своим телом полуженщина-полумужчина в Булонском лесу?

    А вот и другой необычный персонаж – мосье Хамиль, ослепший пожилой мужчина, когда-то занимающихся продажей ковров на улицах Парижа, любящий одинаково пророка Мухаммеда и Виктора Гюго.

    Не могу обойти вниманием мосье Волумбу – африканца, изгоняющего злых духов из тела больной старой еврейки; доктора Каца, практикующего врача в квартале для бедных; сумасшедшего безграмотного сутенера Н´Да Амеде, богатого, но очень щедрого человека...

    На этом парадоксальность романа не заканчивается. По ходу развития сюжета выясняется, что нет ни одного антигероя! Некому строить козни и препятствия, некому вменить в вину горечь существования людей, проживающих в Париже в квартале для бедных! Да и сюжет на самом деле прямолинеен, без крутых поворотов, подъемов и ям. Наряду с этим в книге сосуществуют старость, беспомощность, бедность и молодость, активность, находчивость. Чем не парадокс?

    Ну и напоследок. Размышления о свободе выбора жизненного пути, а также о свободе выбора, как этот самый путь закончить, - еще один проблемный вопрос, который неоднократно поднимается автором. О какой свободе можно вести речь, если человек даже не имеет права выбрать, когда ему умирать?

    • «Лично я хочу сказать вам вот что: такому не должно быть места на земле. Я действительно так думаю и никогда не смогу понять, почему абортировать можно только младенцев, а стариков нет. Я считаю, что с тем типом в Америке, который побил рекорд мира в качестве овоща, обошлись покруче, чем с Иисусом, ведь он пробыл на своем кресте семнадцать лет с гаком. Я считаю, что это удивительное паскудство - насильно заталкивать жизнь в глотку людям, которые не могут за себя постоять и не хотят больше служить ни Господу, никому еще».

    Что бы мне ни говорили, я все равно продолжаю считать, что книга очень грустная, тревожная. Уверяю, смешно мне не было ни разу. Однако название оправдывает роман. Как бы не было тяжело, думаю, у Момо вся жизнь впереди, а это значит, что когда-то точно будет хорошо.

    • «Я вам говорю, этот паршивец не от мира сего: ему стукнуло целых четыре года, а он все еще радовался жизни».

    • «Для страха вовсе не обязательно иметь причину...»

    • «... мечты, когда стареют, непременно становятся кошмарами».

    • «Мне всегда казалось странным, что слезы предусмотрены заранее. Получается, что люди так задуманы, чтобы плакать. Об этом стоило поразмыслить. Ни один уважающий себя конструктор такого бы не сляпал».

    • «Когда вас некому любить, все обращается в жир».

    • «- А что бы мы делали, если б поженились?

    • Переживали бы друг за дружку, черт подери. Для этого все и женятся».

    11
    27