Рецензия на книгу
Нью-йоркская трилогия
Пол Остер
Аноним15 июля 2014 г.Самое же главное: помнить, кто я такой. Помнить, кем я должен быть. Непохоже, чтобы это была игра. С другой стороны, пока никакой ясности нет. Например, сам-то ты кто? Если думаешь, что знаешь, зачем тогда врать? У меня нет ответа. Могу сказать только одно: слушай меня. Меня зовут Пол Остер. Это не настоящее мое имя.
Вам кажется, что вы читаете трилогию, состоящую из неравнозначных по смыслу и объему частей: "Стеклянный город", "Призраки" и "Запертая комната". В аннотации вы прочитали, что это чудный образчик постмодернизма с человеческим лицом, вроде бы даже детектив, но не детектив, каждую часть вполне можно читать отдельно, читается легко (так пишут в рецензиях), смысла много (так пишут критики), иллюзии и аллюзии (так пишет переводчик), а Пол Остер пишет нечто, более всего напоминающее каляки-маляки, остающиеся на краях газет, на оборотах чеков и иногда даже обоях после вашего разговора по телефону с кем-то, кто ошибся номером, но оказался приятным собеседником: каждая линия замыкается на самой себе, любая мнимая случайность - часть великого плана, в хаотичных изгибах, прорывающих бумагу, угадываются знакомые лица, ветряные мельницы, сломанные зонтики, темные комнаты и вавилонские башни. Сам Поллок позавидовал бы вашему бессознательному, Фрейд нервно закурил бы сигару, Фаулз взял бы на заметку.
Слов очень-очень много. Но я вряд ли буду употреблять их все. Нет. Не сегодня. У меня устал рот, и я думаю, что мне пора идти.В "Стеклянном городе" Дэниэл Куин, пишущий детективы про Макса Уорка под псевдонимом Уильяма Уилсона, соглашается вести дело, ошибочно предложенное ему как частному детективу Полу Остеру. Так, прячась за множеством имён и не до конца продуманных биографий, главный герой берётся за нелепый случай, оказывающийся непосильным для его психики. Вот такое вот Что в имени тебе моём? и Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Герои ставят под сомнение обоснованность связи между означающим и означаемым. Так чокнутый (?) профессор спрашивает, можно ли называть сломанный зонтик зонтиком, если он больше не выполняет свою основную функцию, иными словами, больше зонтиком как таковым не является; этот же профессор некогда ставил сомнительные эксперименты, пытаясь найти истинный язык, в котором слово соответствовало бы тому, что оно называет, как это было до грехопадения. Перед читателем разворачивается языковая трагедия, лингвистический детектив, полный символизма и прозрачных намеков.
Плавно, но неизбежно вопросы "Кто этот человек? Что он хочет? Зачем он здесь?" трансформируются в "Кто я? Что я хочу? Зачем я здесь?" Да и есть ли этот Я. Начав бегство от себя с псевдонима и продолжив это бегство под личиной некого Пола Остера, Куин забредает в такой темный и густой лес внутреннего я, что -
Поскольку себя Куин автором своих произведений не считал, никакой ответственности за них, в том числе и перед самим собой, он не нес. Ведь Уильям Уилсон был фигурой вымышленной и, хотя порожден был Куином, вел теперь жизнь совершенно самостоятельную. Куин относился к нему с уважением, иногда даже с восхищением, но и помыслить не мог, что он и Уильям Уилсон – одно и то же лицо. Потому-то он и скрывался под маской своего псевдонима.
Так проходит вечер: один читает, другой за ним подглядывает.В "Призраках" самый что ни на есть всамделишный частный детектив Синькин ведёт наблюдение за неким Черни из дома напротив. Ничего не происходит. Вести наблюдение приходится 24 часа в сутки, что ожидать от "объекта" - неизвестно. Но работа есть работа. "Призраки" - наиболее бессюжетная, схематичная, зарисовочная, цветоживописная, но при этом серая и отупляюще депрессивная часть трилогии. В ней автор продолжает тему самоопределения и... скажем так, нахождения собственного места в пространстве окружающего и внутреннего мира. И снова, пытаясь проникнуть во внутренний мир другого человека, главный герой сталкивается с такими пустотами внутри собственного я, что -
Впервые в жизни предоставленный самому себе, он не знает, за что ухватиться, дни сливаются в один серый поток. Он всегда подозревал о существовании внутреннего мира, но для него это нехоженые тропы, темный лес. Сколько Синькин себя помнил, он всегда скользил по поверхности, мысленно фиксировал предмет, так сказать, оценивал его – и тут же переходил к следующему. Он просто получал удовольствие от окружающего мира, не задавая лишних вопросов: каков есть, таков есть. До сих пор все предметы, четко очерченные под ярким солнцем, недвусмысленно говорили «вот мы какие», каждый был самим собой, и ничем другим, так что ему не было нужды особенно его разглядывать. Сейчас, когда внешний мир, по сути, свелся к призрачной тени по имени Черни, он впервые задумывается о вещах доселе неведомых, и это тоже вызывает у него беспокойство.И снова предметы ускользают из области называющих их слов, и это настолько пугающий процесс, что -
Синькин оглядывается вокруг, фиксируя внимание на различных предметах. Он говорит вслух: Это лампа… это кровать… это тетрадь. Не называть же лампу кроватью, а кровать лампой! Слова, как перчатки, сшиты по мерке вещей, которые они обозначают, и это доставляет Синькину огромную радость: он как будто заново доказывает существование мира.
...к каким последствиям может привести решение писателя поставить свое имя на обложку книги? почему писатель скрывается под псевдонимом? вообще, есть ли у писателя своя невымышленная жизнь? Мысль что-то написать под чужим именем, примерить на себя маску захватила меня, и я недоумевал, чем эта перспектива меня так привлекает.В "Запертой комнате" за наиболее событийно насыщенным сюжетом и внятным, почти линейным повествованием автор разыгрывает всю ту же трагедию слов, авторства (в том числе собственной жизни) и личности. Главный герой берётся за пристраивание рукописей своего друга детства Феншо, который однажды пропал, бросив беременную жену Софи, оставив ей лишь долги и гору бумаг. Где Феншо? Жив он или мёртв? Гениальны его произведения или очередная пустышка? Почему из головы никак не лезет этот самый Феншо? Главный герой женится на жене Феншо, усыновляет его ребёнка, спит с его матерью и ищет, ищет Феншо, чтобы.. И настолько он пропитан Феншо, настолько настоящее и прошлое сливаются в нём воедино, настолько он похож на Феншо, что -
Мы хотим, чтобы нам рассказывали истории, и слушаем их точно так же, как в далеком детстве. Пытаясь за словами разглядеть реальный мир, мы ставим себя на место героя истории и делаем вид, будто способны его понять, – себя же мы понимаем! Обыкновенное заблуждение. Возможно, для себя мы существуем и время от времени даже приоткрываемся каким-то одним бочком, но сути, в конечном счете, нам не понять, и чем дольше мы живем, тем менее прозрачными для себя самих становимся, тем острее осознаем свою невнятность. Где уж нам пересечь границу чужого «я», если мы не способны добраться даже до собственного нутра?
В аннотации написана правда: книга представляет из себя детектив, в который вплетено множество литературных и исторических анекдотов (от кто написал роман "Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский" до поисков сквозь века и через континенты истинных названий вещей). Читатели не врут в своих рецензиях: читается легко, глаза так и скользят сквозь текст, иногда приходится возвращаться на абзац, страницу или главу назад, настолько безболезненно читается трилогия, проходит сквозь восприятие, как горячий нож сквозь масло. Критики не придумали все смыслы и слои романа: они там есть, честное слово (и символическое использование цветов, и слоеный пирог аллюзий, и деликатное вкрапление философской лингвистики, которая то ли платье, то ли костяк произведения). Да и переводчик не подкачал, ткнув читателя носом в говорящие фамилии и прочие вкусности.Могу с чистой совестью посоветовать книгу всем тем, для кого Эко слишком лукав и мудр, Фаулз - слишком заигрался в постмодернизм и забыл про читателя, Кундера - слишком скучен, а Пелевин - слишком коммерческий и предсказуемый (стал в последние годы добавлю с любовью); тем, кто любит слово, живое и мёртвое, кому нравится решать кроссворды и разгадывать головоломки, у кого хорошая память на детали и имена (вы будете рады натыкаться в завершающей трилогию книге на упоминание уже знакомых фамилий, фактов и мест); тем, кто хочет только познакомиться с постмодернизмом, но сделать это максимально безболезненно.
На улице мне пришло в голову: «Если сложить все рукописи вместе, по весу как раз получится взрослый мужчина».56962