Рецензия на книгу
Чтец
Бернхард Шлинк
Solnechnaja220114 июля 2014 г.«Чтец» поднимает такое множество вопросов, искать ответы на которые можно до бесконечности, что я даже не знаю, что сказать собственно о книге. Бернхард Шлинк пишет достаточно простым языком, но я не заметила в нем той сухости и отсутствия эмоций, которое критикуют многие рецензенты. Наоборот, книга очень поэтична, причем поэтика эта – в вещах совершенно приземленных. Здесь нет традиционно романтических сцен и описаний, герой говорит о том, что видит и чувствует, причем далеко не всегда до конца понимая смысл и перспективы происходящего. Но именно благодаря такому стилю повествования «Чтец» буквально пронизан искренностью. Можно принимать поступки героев или отрекаться от них, сочувствовать или осуждать, но совершенно невозможно не верить каждому слову Михаэля.
Для меня книга условно разделилась на две части. Первая – история любви пятнадцатилетнего мальчика к взрослой и таинственной Ханне. Вторая – судебный процесс и все, что после. Вначале все выглядело пасторально и нежно, несмотря на всю странность этой пары, где один – почти совсем ребенок, не задающий вопросов, ослепленный чувством и желающий только одного – чтобы отношения длились вечно. А другая – женщина, ревностно хранящая свои секреты, но все же отчаянно жаждущая если не любви, то, по крайней мере, чтобы кто-то был рядом. Загадкой для меня остался внутренний мир Ханны. Со временем Михаэль дает объяснение странностям ее характера, но, как и он сам, я так до конца и не смогла понять, а главное - принять ее мотивов и побуждений. Но невозможность взглянуть на ситуацию с виновной стороны, как-то оценить все совершенное ею, очень мешает, когда во второй, темной и мрачной, половине книги я пыталась найти хоть малейшую зацепку, основываясь на которой можно было бы если не оправдать, то хотя бы увидеть всю подоплеку и выстроить все произошедшее в четкую и рациональную картинку.
Книга Шлинка подтолкнула меня к мучительному и бесконечному поиску ответа на самый главный вопрос – осудить или оправдать? Однозначного ответа нет и никогда не будет, потому что речь идет не о преступлении одного единственного человека, а о целой нации, которая поступками одних и бездействием других привела к гибели огромного количества людей. Тут можно привести несколько рассуждений самого Михаэля:
«Я хотел понять и вместе с тем осудить преступление Ханны. Но для этого оно было слишком ужасным. Когда я пытался понять его, у меня возникало чувство, что я не могу больше осудить его так, как оно, по сути дела, должно быть осуждено. Когда я осуждал его…во мне не оставалось места для понимания…И то, и другое вместе было невозможно.»И, в то же время:
«Я ни на кого не мог показать пальцем. На своих родителей уже по одной той причине, что я ни в чем не мог их обвинить…По сути дела, я должен был показывать на Ханну. Но палец, указывающий на нее, поворачивался обратно на меня»И как в такой ситуации мы можем судить? Мы, безусловно, должны винить тех, кто совершал преступления, но можем ли мы ставить их в один ряд с теми, кто бездействовал и пытался оградить себя и своих близких от ужасов войны? Как мы можем просто взять и вынести вердикт – виновен – целому народу, когда у каждого отдельно взятого человека были свои причины поступать именно так, а не иначе, и далеко не всегда из злого умысла? И вот именно этот вопрос у Бернхарда Шлинка – самый тяжелый. Потому что виновность Ханны сомнений не вызывает. И опять же, несмотря на это, очень трудно показывать на нее пальцем, ведь что, на самом деле, могла сделать растерявшаяся и напуганная женщина в неожиданной и ужасной ситуации, какой бы сильной и здравомыслящей она ни была в обычной жизни?
А вот объяснения того, как Ханна дошла до такой жизни, причину, по которой она пошла работать надзирателем в концлагерь и потом, через много лет, вынуждена была бросить Михаэля и сорваться с места, ту страшную тайну, которую она отказалась выдать даже под страхом пожизненного заключения, я не могу принять близко к сердцу и сделать хотя бы подобием оправдания ее поступков. Потому что, на мой взгляд, она не стоит человеческих жизней, справедливого приговора, даже романа со школьником, пусть у него вряд ли были бы какие-то перспективы. Пожалуй, именно осознание того, что все могло сложиться иначе, и привело к трагической развязке. Ведь чувство вины гложет тем сильнее, чем меньше непреодолимых обстоятельств, толкнувших нас на совершение ужасных поступков, мы можем ему противопоставить. Рано или поздно чаша весов все равно перевесит, особенно если на ней загубленные человеческие жизни, и пусть мы можем вынести осуждение других людей, то куда деваться от себя самого?
1136