Рецензия на книгу
Повесть о двух городах
Чарльз Диккенс
Аноним25 июня 2014 г.По поводу одной немецкой книги было хорошо сказано, что "Es lässt sich nicht lesen". По поводу одной немецкой книги высказался По. Потом по поводу По и книги, которая lässt sich nicht lesen, высказался Лавкрафт. Заинтригованная книгой, которая не позволяет себя прочесть, я жила и не тужила, пока не столкнулась с "Повестью о двух городах".
На тему французской революции я готова читать все, что было напечатано - сознательно, случайно или с перепоя издателя. У Диккенса я готова читать все, особенно если обстановка располагает.
Чем объяснить произошедшее далее, я не знаю, если не тем, что встретилась мне наконец книга, не позволяющая себя прочесть. Первая страница манит к себе вроде огонька на болоте, зато следующие семьдесят в это болото затягивают, садятся на плечи, сами становятся булькающей трясиной, не дают дышать, пока ты не сообразишь, что всего лишь читаешь книгу, и откладываешь ее с опаской. И так раза два, с промежутком года в три. И в следующий раз я бы не справилась, если бы не параллельное чтение монструозного ментатского многословия, которое сначала казалось спасением от 70 страниц Диккенса. Только потом, когда я, трусливо бросив опять оба дорогих мне города в преддверии дорогого мне периода, вдоволь наглоталась болотной хляби с червяками, пришло понимание, что семьдесят страниц-то уже прочитаны, а то, что впереди, после пережитого уже и не пугает. Так сдалась мне книга, не позволявшая себя прочесть.
Собственно, юмор, сюжет, персонажи - все это уже было не так важно. Хотя по ходу чтения были и вопросы, и комментарии.
/спойлерс/
Вот например персонажи. Логично, наверное, что, когда говоришь о Диккенсе, хочется чуть ли не больше всего говорить о героях. В "Повести" все интересны, все выпуклы, даже не так много среди них обычных карикатурных диккенсовских, а те, что есть, выходят за обычные рамки, как Кранчер, например. Даже убиенный аристократ похож на гостя зловещего костюмированного бала, со всеми-то каменными масками вокруг. И потом, как водится, вышло "Маски долой!", и Красная смерть воцарилась кругом, ну и далее по тексту. Когда предыстория раскрывается, еще жутче становится, потому что не маскарад, а реальность. Мои симпатии почти поровну распределились между всеми мужчинами. О Картоне упомяну - без него книга не то чтобы в сюжете, а в качестве потеряла бы все, что имела, за исключением диккенсовского юмора. С ним и его сменявшими друг друга бравадой, насупленностью, отчаянием "Повесть" приобрела намек на психологический роман. А уж финальные главы, пусть там гораздо раньше стало ясно, к чему все идет, и вовсе по накалу и глубине не уступали "Последнему дню..." Гюго. Наверное, большинству читателей все равно, а меня еще тронул милый мистер Лорри, с его напускными холодностью и деловитостью, за которыми он прятал добрейшее сердце, пусть и сжившееся весьма с твердыми правилами.
Что касается прекраснодушной Люси Маннетт, простите, она пластиковая кукла золотоволосая, только вместо "ма-ма" говорит "па-па". В ней нет ничего от живого человека, и тут Диккенс весьма схож со своим дорогим другом Коллинзом. В умении выписать живую женщину, кстати говоря, я Диккенсу не отказываю: критики явно что-то не то критиковали, набрасываясь на Эстер Саммерсон из "Холодного дома" - может она не идеал девы в беде или еще чего-то нереального, но вполне себе живая женщина. В отличие от. Кстати, сцена, как ее руки просили у отца, вообще прекрасно написана и очень интересна, нереальна, но внятна, правда, если бы речь шла о продаже скотины.
Моя любимая пара, однако, граждане Дефаржи. У Диккенса нашлись поразительные краски, чтобы их описать, таких красок не сыщешь в Англии, а я от эмоций могу только руками размахивать. Тут и добро, и зло, и справедливость, и конспирация, и все было хорошо, пока гражданка не скатилась до ложного обвинения. Этим гражданка вообще довольно хорошо символизировала все, что там происходило на других уровнях. Возможно, ее столкновение с мисс Просс было столкновением других символичных вещей, но мне например не хватило чего-то именирозного, чтобы ее куда-то заперли заживо (боже, что я говорю), а нет же, милосердно заперли ее тело. А гражданин Дефарж, сомневающийся и явно уж куда более человечный, с его Жаком-1, Жаком-2, Жаком-3!
И девочка-портниха, девочка-портниха еще.Вообще, конечно, Диккенс в размахе истории выдает что-то не совсем привычное, причем сразу в двух видах: либо он сводит обычный стеб до чего-то крайне утрированного (о распивании шоколада и королевском дворе), либо не может справиться с обычным насмешливым собой и в ужасе описывает все, как есть, например сентябрьские убийства. Вообще, жутко это, сидишь себе, читаешь, и вдруг понимаешь, что ГГ в августе 92-го выезжает в Париж навстречу им как раз, а потом еще попадает не куда-то, а в Ла Форс. Брр. Но есть в "Повести" Диккенс очень привычный и любимый - в первой сцене суда, конечно. Тем приятнее затем понимание, что не только этим он хорош и не только на это способен. Не обходится и без привычной диккенсовской санта-барбары, где все друг с другом повязаны. Я еще по глупости не обратила внимание на некую младшую сестру... Зря не обратила.
При всем богатстве ощущений, которое осталось после прочтения книги из-за сюжета, персонажей и исторического фона, я все же куда больше поражена надкнижным сражением между собой и книгой, которая не позволяла себя прочесть, и исходом этого сражения, где все остались живы и довольны. Такого сопротивления раньше я ни от одной чудесной книги не встречала и исключительно ради опыта действительно пожелала бы всем такое сражение пережить.
1889