Рецензия на книгу

• 

  Аноним16 июня 2014 г.

  На следующий день перед тем, как уйти домой, я губной помадой написал на зеркале: «Девочка моя, мы одиноки в этом мире».
  

  И снова Маркес…Не думала, что когда либо буду продолжать читать его, но только словно прикоснулась к первым строчкам и вот они уже подхватили и понесли меня вниз по склону, и снова зажурчал, как ручей ,этот прекрасный язык повествования. Я готова закрыть лицо руками и не видеть, куда меня он несет, о чём это зачем и почему, пусть только не кончаются никогда эти вечные сто лет одиночества. Ведь эта книга снова об этом же. Может быть об этом.
  Я не увидела здесь никакой пошлости и разврата. А увидела как до старика, на веку которого уже сменились поколения врачей, проституток, ювелиров, издателей, и до него словно пробился луч света после бесконечных проливных дождей. Полюбил ли он именно эту девочку Дельгадину? Нет. Она ему нравилась больше спящей, на боку, да и казалась так менее плебейской. Он не узнал бы её в толпе, а она его, да и не зачем. У меня не вызывает отвращения и его сплошь вся распутная жизнь, кто из простых смертных лучше, даже если они и не посещают бордели? Это одиночество, нелюбовь в браке или без него, эта трусость и страх, вереницей тянущиеся за многими. И сердце невольно сжалось, когда он не смог выйти к своей невесте после хорошего «мальчишника», а у нас другие вполне могут и ничье сердце это порой не смущает. Потом пролистываются другие воспоминания жизни, где то фальшивые и мелочные, а где то открывается правда, что и он был любим, но сам не любил никого. И это жгучее желание полюбить нарисовало Дельгадину, а воображение досочинило её. И она была, словно не была, но мир разрисовался красками, лучи уже пробились и Маркес останавливает повествование на этом моменте счастья, ах как хорошо, и пусть через минуту его сердце уже остановится, ведь большего ему и нам уже и не надо)

  "Дом возрождался из пепла, а я купался в своей любви к Дельгадине, любви такой полной и счастливой, какой никогда раньше не знал. Благодаря ей я первый раз за девяносто лет жизни встретился лицом к лицу с самим собой. И обнаружил, что маниакальная страсть к тому, чтобы каждая вещь имела свое место, каждое дело — свое время, каждое слово— свой стиль, вовсе не была заслугой упорядоченного ума, но наоборот — придуманной мною системой для сокрытия беспорядочности моей натуры. Я обнаружил, что дисциплинированность — вовсе не мое достоинство, но всего лишь реакция на собственную бесшабашность; что я выгляжу щедрым, чтобы скрыть свою мелочность, что слыву осторожным, потому что таю зломыслие, что умиротворитель я не по натуре, а из боязни дать волю подавляемым порывам бешенства, и что пунктуален лишь затем, чтобы не знали, как мало я ценю чужое время.
  Я вышел на сияющую улицу и первый раз в жизни узнал самого себя у горизонта моего первого столетия. Мой дом, тихий и убранный, в четверть седьмого утра начинал заливаться радужным светом счастливой зари.."

  5

  30