Рецензия на книгу
Чапаев и Пустота
Виктор Пелевин
Аноним13 июня 2014 г.Много воды утекло с тех пор, как эта книга стала для меня любимой, настольной, в буквальном смысле довольно сильно изменившей мою жизнь. Мало что есть добавить к моей первой рецензии на нее... так, кое-какие детали вроде бы стали лучше заметны. Ну например, тот момент, что автор явно поиздевывается над своим героем, и отнюдь не выставляет его в бравурном свете, как это зачастую случается, мол, такой вот я недотепа, но на самом деле, очень даже ого-го-го, так вот здесь такого нет, а если и кажется, что есть, то это и правда только кажется. Вот например, знаменитое рассуждение Петра, лежащего в психушке:
Кстати, меня всегда поражала одна черта, свойственная людям, не отдающим себе отчета в собственных психических процессах. Такой человек может долгое время находиться в изоляции от внешних раздражителей, не испытывать никаких реальных потребностей - и в нем, без всякой видимой причины, вдруг возникает самопроизвольный психический процесс, который заставляет его предпринимать непредсказуемые действия в окружающем мире. Дико, должно быть, это выглядит для внешнего наблюдателя: лежит себе такой человек на спине, лежит час, другой, третий, и вдруг вскакивает, сует ноги в шлепанцы и отбывает в неизвестном направлении только потому, что его мысль по неясной причине (а может и вообще без причин) устремилась по некоему произвольному маршруту. А ведь таких людей большинство, и именно эти лунатики определяют судьбу нашего мира.Петька в буквальном смысле лежал, то есть, находился в лежачем положении, размышляя таким образом, потому что в больнице был тихий час, а ему просто не спалось, но он все равно лежал в своей койке. И вот, буквально через абзац мы наблюдаем как Петька, доселе праздно лежавший на спине, вскакивает, надевает тапочки и покидает палату, что и наблюдает из-под одеяла его сосед по палате Мария. В общем, с ним происходит именно то, о чем Петр еще недавно с такой самонадеянной отрешенностью думал как поступают какие-то абстрактные странные люди, не отдающие себе отчета в собственных психических процессах.
Или вот еще, уже под конец книги, про подземный смех.
- Год, кажется, назад, в Петербурге, был преинтересный случай. Знаете, приезжали какие-то социал-демократы из Англии - конечно, их ужаснуло то, что они увидели, - и у нас была с ними встреча на Бассейной. По линии Союза поэтов. Там был Александр Блок, который весь вечер рассказывал им про эту самую тайную свободу, которую мы все, как он выразился, поем вослед Пушкину. Я тогда видел его в последний раз, он был весь в черном и невыразимо мрачен. Потом он ушел, и англичане, которые, конечно, ничего не поняли, стали допытываться, что же это такое - secret freedom. И никто толком не мог объяснить, пока какой-то румын, который почему-то был с англичанами, не сказал, что понимает, о чем речь.
- Вот как, - сказал Котовский и посмотрел на часы.
- Не волнуйтесь, уже недолго. Он сказал, что в румынском языке есть похожая идиома - "хаз барагаз" или что-то в этом роде. Не помню точно, как звучит. Означают эти слова буквально "подземный смех". Дело в том, что в средние века на Румынию часто нападали всякие кочевники, и поэтому их крестьяне строили огромные землянки, целые подземные дома, куда сгоняли свой скот, как только на горизонте поднималось облако пыли. Сами они прятались там же, а поскольку эти землянки были прекрасно замаскированы, кочевники ничего не могли найти. Крестьяне, натурально, вели себя под землей очень тихо, и только иногда, когда их уж совсем переполняла радость от того, что они так ловко всех обманули, они, зажимая рот рукой, тихо-тихо хохотали. Так вот, тайная свобода, сказал этот румын, - это когда ты сидишь между вонючих козлов и баранов и, тыча пальцем вверх, тихо-тихо хихикаешь. Знаете, Котовский, это было настолько точное описание ситуации, что я в тот же вечер перестал быть русским интеллигентом. Хохотать под землей - это не для меня. Свобода не бывает тайной.
Это то, что Петр говорил Котовскому, и самое забавное, что уже через несколько часов он и помнить не помнил о своем высокомерном заявлении, что свобода не бывает тайной, но мы-то помним! Ну вот, поползли они, значит, с Чапаевым, под землей от разошедшихся ткачей, Петька философтсвовал, тыкал вверх пальцем и зажимая рот, заходился от безудержного смеха над этими самыми ткачами, от которых они так своеобразно удирали.
14186