Рецензия на книгу

• 

  Nikivar27 мая 2014 г.

  Война для меня – это Б. Васильев и то, что читали по школьной программе. И это прочитанный в институте Астафьев («Прокляты и убиты»), который произвел впечатление настолько темное и безнадежно «антисанитарное», что с книгами о войне я завязала. Казалось, если все это правда, зачем читать розовые советские сказочки. Но и «правды» этой знать не хотелось, потому что тогда… И дальше просто не думалось.
  Однако где-то в подсознании оставалось желание узнать. Узнать, как на самом деле. Без «литературщины», без обобщений, без всякой оценки.
  И вот она передо мной. Книга, которая может рассказать...

  Я открыла ее – и увидела лица. Молодые и старые, веселые и серьезные, они принадлежат самым разным людям – хорошим, плохим, простым, образованным, храбрым, трусливым. Вот их настоящее – на всех общее. Вот их прошлое – кто-то учился, кто-то работал, у каждого была своя жизнь. И вот – тоненьким контуром – их возможное будущее.
  Когда создавалась повесть, будущего этого еще не было. Война еще не стала воспоминанием. В. Некрасову хорошо удалось передать эту документальность, своего рода прямой эфир с места событий. Короткие предложения, живые диалоги, отсутствие очевидной композиции и классического сюжета. Даже вступление к третьей части (где он говорит о том, что закончены были лишь 2/3 повести, третья же часть – лишь набросок, который он присоединяет к книге ради возможности ее издания) работает на тот же эффект.
  Конечно, я сижу на мягком диване, сейчас почти лето, мне тепло и удобно. Но в то же время я нахожусь там, рядом с Игорем Седых, Валегой, Фарбером. Все они становятся для меня почти родными людьми. И мне так же важно, чтобы были захвачены баки. Я так же готова крыть всеми доступными мне словами Абросимова, сорвавшего остроумный маневр Ширяева. Я так же радуюсь захвату «проклятого» танка, который долго не могли отбить у засевших там фашистов.
  Очень боялась встретить (именно из-за личных, очень близких отношений автора со своими героями) что-нибудь такое, сердце разрывающее, как у Высоцкого:
  

  
  Нынче вырвалась, словно
  Из плена весна,
  По ошибке окликнул его я:
  «Друг, оставь покурить!» – а в ответ тишина,
  Он вчера не вернулся из боя.

  Но и здесь В. Некрасов верен своей задаче: рассказывая о смерти товарищей, он пользуется теми же скупыми, и от этого, может быть, более выразительными средствами. Например, когда рассказывает, как Керженцев и умирающий солдат лежат в одной воронке, тесно прижавшись друг к другу, и на последнем снег вдруг перестает таять. Или тот же Седых:
  

  
  Где Игорь? Ширяев? Седых? Может, тоже уже в живых нет…

  И не нужно никаких приемов, чтобы у читателя радостно забилось сердце, когда вдруг он опять встречает Игоря уже накануне наступления, Игоря, который все так же:
  

  
  Начинает ковырять мозоль на ладони — старая привычка.

  Я ничего не знала о войне. Вошла в книгу, как молодой необстрелянный солдатик с глупыми вопросами, на которые автор, как бы походя, аккуратно и необидно отвечал.
  

  
  — Это что, дяденька, Сталинград?
  — Сталинград.
  — А где же дома?
  — Домов нет. Были дома.
  Юнцы переглядываются.
  — А хлеба по скольку дают?
  — По восемьсот!
  — И приварок?
  — И приварок.
  — А строевой занимаются здесь?
  — Нет. Не занимаются.
  — Слава богу…

  Никогда не задумывалась, но на войне бывают не только солдаты, генералы и врачи в госпиталях. Есть еще многочисленный вспомогательный персонал – парикмахеры, портные и т.п. Да и военные специальности бывают очень разные, и каждый должен заниматься своим делом. А война – это не только прицельный огонь по противнику, но и, например, рытье окоп (и лопата часто бывает для солдата важнее винтовки). И землянка – это не просто земляные потолок, пол и четыре стены, землянки тоже могут быть «со всеми удобствами». А еще – у каждого солдата есть документы, и при потере своей роты он может обратиться в некое подобие биржи труда, где его определят на новое место. Это, наверное, мелочи. Но я о них ничего не знала.
  В. Некрасов провел меня через важнейшие полгода этой войны, я увидела лето на войне и зиму, увидела, как ели и как спали, о чем думали и о чем вспоминали. И, слушая новогодний тост, конечно, я уже не могла остаться равнодушной:
  

  
  Вот мы с вами лежим в этой палате… Разные все люди. Я вот старик, а Ларька и Седых совсем еще дети… И жили мы как-то, каждый по-своему… А вот случилось, и собрались мы все в этой палате, чужие, незнакомые люди… Но я хочу сказать, что мы вот скоро месяц как живем в этой палате… И мы никогда не говорили о том, что у нас там, в самой глубине… На сердце… Мы смеемся, шутим, ворчим, кричим иногда друг на друга, ругаем часто начальство, всяких там старшин и интендантов. Но все это где-то сверху, на поверхности… А внутри одно, одно и то же, одно и то же… Сверлит, сверлит… Одна мысль… Только одна… Прогнать их к черту. Всех до единого… До единого… Правда?

  Ну вот, честное слово, хочется просто подойти к этому человеку (ведь автор здесь, совсем рядом) и пожать ему руку. Спасибо.

  10

  148