Рецензия на книгу
Последний день приговоренного к смерти. Рюи Блаз
Виктор Гюго
Аноним26 мая 2014 г.Еще во время прочтения у меня возникла стойкая ассоциация с другой книгой - "Фунты лиха в Париже и Лондоне" . Все дело в том, что та точно так же не возымела на меня должного действия. Нет, конечно же, как "Фунты лиха", так и "Последний день" - потрясающие произведения, авторам которых удалось мастерски изобразить мысли и переживания представителей "социального дна": в одном случае это бродяги и нищие, в другом - приговоренные к смертной казни преступники. Вот только вызвать у меня сочувствие к этим классам не удалось, увы, ни Оруэллу, ни Гюго.
Пожалуй, если бы произведение ограничивалось непосредственно дневником героя, мое отношение к нему было бы иным: нужно отдать автору должное, он блестяще показал нам весь диапазон эмоций осужденного. Однако Гюго не остановился на достигнутом и написал еще и предисловие, в котором уже прямо высказал свои убеждения и гневно обличил сторонников смертной казни. Именно в сочетании с этим предисловием произведение превращается в нечто скорее близкое к сатире, и дневник главного героя становится похож на иронию над высказанными в предисловии взглядами. Ну ведь невозможно всерьез воспринимать в качестве иллюстрации к тезису об отмене смертной казни страх убийцы перед гильотиной! Или же видеть в одной и той же книге сначала размышления о "душе приговоренного", а затем - следующий отрывок:
«Дотен, 1815. – Пулен, 1818. – Жан Мартен, 1821. – Кастень, 1823». Жуткие воспоминания связаны с этими именами: Дотен – имя того, кто разрубил на части родного брата, а потом ночью блуждал по Парижу и бросил голову в водоем, а туловище – в сточную канаву. Пулен убил жену; Жан Мартен застрелил старика отца, когда тот открывал окно; Кастень – тот самый врач, что отравил своего друга: под видом лечения он подбавлял ему отравы; и рядом с этими четырьмя – страшный безумец Папавуан, убивавший детей ударом ножа по черепу. «Вот какие у меня были здесь предшественники», – содрогаясь всем телом, подумал я.Стоит упомянуть и о том, что в книге прямо не называется совершенное героем преступление (хотя и можно догадаться). Ловкий прием, позволяющий сместить внимание читателя с преступления на наказание и заставить его возмутиться "бесчеловечностью" такой кары и в то же время даже не задуматься над бесчеловечностью преступления. Постоянные упоминания о молодом возрасте героя и наличии у него семьи должны, по всей видимости, нарисовать перед нами образ невинной овечки, страдающей от жестокости судебной системы; но если во время чтения постоянно напоминать себе о совершенном этим "мучеником" преступлении, то все стенания главного героя о дальнейшей судьбе его семьи (которую, между прочим, он сам и развалил, совершив преступление) вызывают в памяти известную цитату Линкольна:
Лицемер - человек, который убил обоих родителей и просит о снисхождении, ссылаясь на то, что он сирота.На мой взгляд, книга хороша именно как отражение мыслей осужденного к высшей мере наказания: это и ярость к толпе, жаждущей узреть кровь, и суетливые, тщетные мысли о побеге, и попытки покаяния, и обреченное хватание "утопающего" за соломинку, надежда даже на самый ничтожный шанс на спасение. Однако как аргумент против смертной казни - слабовата. Пускай Гюго и заявляет, что "доводы чувства наиболее убедительны"; я все же придерживаюсь мнения, что вопросы смертной казни должны разрешаться при помощи более весомых и рациональных аргументов, чем страх преступника перед вполне заслуженным наказанием. Ну а если кому-то по душе в таких вопросах оперировать чувствами и переживаниями - почему бы в таком случае не рассмотреть не только страдания преступника, но еще и душевную и физическую боль его жертвы, не только развал семьи преступника, но и трагедию семьи пострадавшего?..
668