Рецензия на книгу

• 

  Аноним30 апреля 2014 г.

  Каждому стоит однажды выпить с человеком, умеющим рассказать историю.

  Впрочем, не всегда такого человека распознаешь до первого стакана - ну так для того нам и дано вино. Наливай, поднимай, осушай, да не забывай закусывать, для кого мамалыга готовилась?

  Вино делает своё дело скоро, развязывает язык, и вот собеседник рассказывает то ли быль, то ли небыль вроде бы про родню да про себя, но самые простые люди в его повествовании вырастают в каких-то героев эпоса: ну кто дядя Сандро, по лаю собак определяющий число незваных гостей у ворот, а по цвету лиц участников застолья высчитывающий количество выпитого алкоголя, как не горный Зигфрид (или скорее хитрец-Одиссей)? Количество персонажей растёт пропорционально бурному течению повествования, ум путается, язык заплетается, рассказчик сам громче всех смеётся своим шуткам, а рассказ ныряет от вдохновенных высот в глубины неразборчивости - самое время выйти подышать. Выйдем и мы под неровный, но яркий свет звёзд: в городе таких не увидишь, для этого нужна природа, а лучше всего - горы, с которых к звёздам и тянуться ближе.

  Свежий ветер чуть отрезвляет - и действие его неожиданно. Ещё десять минут назад ты раздумывал, как бы поаккуратнее избавиться от обаятельного, но назойливого собеседника, а теперь он, посерьёзневший, глядит тебе прямо в глаза и серьёзным голосом рассказывает историю совсем другую, бьющую под дых, берущую за шиворот и не отпускающую до самого финала, который ты уже знаешь, чуешь самым сердцем, а отвернуться, остановить не можешь. минута звенящей, нечеловеческой тишины - и ты видишь в глазах рассказчика искорку, которая через секунду превращается в улыбку: вспомнил тут историю, а ты что не пьёшь-то, обидеть хочешь? Давай-давай, зря, что ли, всё тут варилось-жарилось, тебя ждало, ты мне ляй-ляй конференцию не разводи, а слушай умного человека, может, что и перехватишь. Так вот...

  То ли язык развязался, то ли это ты захмелел, но сбивчивая история оказывается стройной, как осетинские девушки, ясной, как их глаза, пьянящей, как... впрочем, о чём это ты? Давай-ка лучше расскажу про нашего Чунку-пушкиниста!

  Рассказ петляет, увлекает, несётся, таится и снова несётся; его питает уже не только жизнь и вдохновение рассказчика, но вся мировая литература: не от остаповской пишущэй машинки ли певец Арменак подцепил свой неведомый турецкий акцент? А чегемский детектив Кязым, забивающий трубку рядом со своей пасекой, не проживал ли в прошлой жизни в Англии ("Англичании" - сказала бы бабушка Навея)? Да так ли уж это важно, с другой стороны.

  Близится утро, разговор переходит на "мужские" темы: живучий Адгур, в которого шесть раз стреляли, а он как новенький; незадачливый казанова Марат... Теперь уже не кажется, что всех этих людей собеседник выдумал для красного словца - теперь они кажутся твоей семьёй, разве не знал ты их с детства, разве не попадал с ними в переделки, разве не они тебе рассказывают свои истории, а ты, покатываясь со смеху и вздыхая от сочувствия не можешь оторваться?

  И вот, когда рассказ уже почти совсем превращается в сказку, где люди пьют озёра, заедают горами и несутся быстрее ветра в дальние земли, встаёт солнце, с истории слетает её блестящая, ненужная в сущности, но такая пленительная шкурка, обнажая то, что важно: детство, друзей и соседей, войну, семью.

  И оказывается (нет, знаешь ты это задолго до того, как было сказано первое слово, но теперь приходит окончательное понимание), что собеседник всю эту долгую ночь не травил анекдоты, не сочинял эпос, не мистифицировал, а рассказывал жизнь. И кто виноват, что жизнь порой принимает такие причудливые формы - уж такое время, в котором стоим, в котором стоят эти слегка посмеивающиеся в усы над нами, долинными, люди, врастая корнями в плодородную абхазскую землю и поднимающиеся к самому небу, которое в горах так близко.

  16

  128