Рецензия на книгу

• 

  Аноним22 апреля 2014 г.

  «Пушкинский дом» — потому ли, что постмодерн, потому ли, что просто хороший роман, нужное подчеркнуть — он о многом. Ещё та энциклопедия. Открывай и читай, а там уж будет всё расставлено по местам, кто и где должен тебя встретить, что сказать. Для меня он стал как «Хазарский словарь», только лучше (тут я как всегда про Павича, потому что он открыл для меня эту игру с текстом в вопрос-ответ).
  Страна — история — человек — время — литература — взаимоотношения — семья — город — дополняй список до бесконечности. Кажется, здесь ничего не упущено; каждому есть, где развернуться. Когда я открою роман в следующий раз, что-то другое заденет меня и прополощет, и я напишу о другом, сегодня же:

  
  Это книга откровения. О тебе.
  Найти в себе силы посмотреть на себя честно, найди в себе силы спросить: не я ли Левушка, не обо мне ли пишет Андрей Георгиевич. Посмотреть на Леву Одоевцева и честно сказать: нет, это не я. Битов пишет о человеческом, о том, в чем едва ли себе когда-либо признавались, потому еще, что многое не понимали и не могли ухватить. Вот он рассказывает; а сможешь ли, разрешишь ли себе со стыдом ухватить, сказать – да. Все мы немножко лошади – все мы немножко Лёвы; кто прочитает монолог Митишатьева и ни разу не вздрогнет?
  Испытание. Книга – исповедь тебя перед самом собой. Очередная книга страшного суда. Нужно только не испугаться, но ведь кого бояться? Ты один здесь; наедине с автором, но он тебе уже ничего больше не скажет, кроме написанного, так что не страшно.

  С другой стороны, все писатели, наверное, немножко достоевские (погрешность тут будет, конечно, большая, но из песни слов не выкинешь). Нет-нет, да и почувствуешь этот запах совести человеческой и скорби, и услышишь голос Федора Михайловича в одном ли, в другом персонаже. (А за Леву очень стыдно – он ведь был бы князь Мышкин, если бы был.) К концу Битову совсем сложно стало сопротивляться.
  К слову об этом, всё это бичевание – Гоголь, Достоевский, здесь Битов, да все – как мы позволяем? В чем феномен нашего доверия и склонения головы? Почему не брыкается, а щемит и щекочет внутри совесть, признаваясь: да, было; да, чувствовал; да, да, делал! Какой силы должен быть либо текст, либо образ самого писателя как живого человека, а иногда вместе, чтобы мы поверили, доверили, не посмеялись, открылись. Вот это меня совершенно поражает, механизмы, которые в нас срабатывают: в чём ключ? В каком слове, какой честности, какой жизни?

  …И еще мне иногда казалось, что это «Петербург» Белого, но с какой-то иной изнанки. Та же фантасмагория времени и пространства; мясорубка взмокла, заржавела и встала — теперь тут толкут, ступка города, пестик века, или наоборот, и вот медленно, методично растирают. Людей, годы, судьбы, характеры, отношения, классы. И судя по Битову – раз за разом подливают водки.

  29

  783