Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Чемодан

Сергей Довлатов

  • Аватар пользователя
    Аноним13 августа 2023 г.

    Смеюсь, когда глаза грустят

    «Там могут быть следы маленькой трусости, маленького предательства или маленькой зависти...» - срывается на крик один из главных героев одноименной серии Смешариков, которых я уже не первый раз привожу в отзыве для приведения забавной параллели (не зря многие называют детский мультсериал фундаментом житейской мудрости и теоретических знаний). Прогуливаясь взглядом по полкам, заставленными всякими безделушками, просторным апартаментам, где книги сожительствуют с мягкими игрушками, а фотографии терпят на себе груз медалей или значков, невольно вспоминаешь душевные терзания старого ворона, а теперь вдобавок и Сергея Довлатова. Человеческую память хлебом не корми, а дай подкинуть очередную ловушку, бездонный черный колодец, в котором падаешь, пока не ударишься об воспоминания. Нотки приятной ностальгии при взгляде на магниты из давно минувшего путешествия сменяются промозглой погодой, пронизывающим ветром где-то внутри из-за нелепой случайности, легкой уловки то ли собственного сознания, то ли реальности, не признающей перечеркнутые, давно забытые страницы. То, что человек годами старался запереть глубоко на дне Марианской впадины своего сознания, придвинуть побольше стульев и комодов к оскверненной двери, легко сходит на «нет». Особенно тяжело сталкиваться с призраками прошлого в довольно зрелые годы, когда, казалось бы, стабильность пропитала твою жизнь не хуже ванильного бисквита, и тут на тебе – получите и распишитесь. К счастью, Сергею Довлатову не приходилось тысячу раз отговаривать себя от раскапывания иногда неловких, иногда безумных, авантюрных, с легким налетом озорства и насмешки, историй. Наоборот, писатель с благодарностью и даже какой-то усмешливой снисходительностью смотрит на чудачества более молодых лет. Для меня же, как для читателя, стало удивлением, когда первое знакомство с автором, тем более, настолько интимное в плане доверия накопленного опыта и эмоций от пережитых ранее событий (как никак, сборник автобиографичен), прошло неоднозначно, не так, как я себе представляла изначально. Если главный герой из серии «Смешариков» вздыхает с облегчением, усмехается, обнаружив в чемодане летнее белье вместо устрашающего секрета, бомбы замедленного действия, то в случае с Сергеем Довлатовым мне не так повезло – иногда смеялась, улыбалась, была в приподнятом настроении, но по большей части обдумывала детали из его биографии, связывала их с сюжетами рассказов и тихо грустила. Вещи из чемодана стали для Сергея Довлатова ключом к созерцанию насыщенности своей прожитой жизни, а для меня – к пониманию его личной трагедии.


    Чтобы не создалось впечатления, будто книга больше оставила неприятный осадок, чем понравилась, недоумения от диссонанса между вступлением и оценкой книги, сначала затрону достоинства сборника, в особенности авторский слог и юмор. Несмотря на раскинутые в творчестве Довлатова призрачные грабли, на которые я с твердолобостью барана напарывалась, сами по себе рассказы оказались колоритными и очень живыми, словно те являются деталями огромного часового механизма, громкого, спешащего и неуемного в своей работе. Такие писатели, как Сергей Довлатов, продолжают разуверять меня в том, что короткие предложения в художественном тексте срабатывают наподобие вечно развязанных шнурков у бегуна, когда тот даже не в состоянии прилично разогнаться. Привычку становиться в боевую стойку при виде коротких предложений мне привила книга «Воображаемый друг», чья молотая структура стала, к слову, далеко не единственной ложкой дегтя в банке с дегтем. В данном же сборнике рассказов автор действует очень изысканно и продуманно. Его манера написания рассказов и те ощущения, которые рождаются при знакомстве с ними, чем-то напоминают действия слепого человека: читатель осторожно ощупывает знаки, подмечает каждое углубление, выемку, возвышение, каждое предложение, оброненное автором, и медленно подбирается к кульминации сюжета, либо к взрыву эмоций, пика авторского сарказма. Со стороны это выглядит довольно просто и ничем непримечательно, но со временем подобный прием накала страстей становится приятной изюминкой. В ходе повествования приятно замечать, когда автор все ближе и ближе подбирается к забавному моменту или высказыванию, постепенно повышает ставки, пока у читателя не озарится ярким светом лицо или смех не вырвется на свободу. Сам по себе юмор Довлатова отлично поднимает настроение, бодрит не хуже чашки кофе по утрам. Не все рассказы вызывали откровенный взрыв эмоций, когда плотину с треском прорывало, и даже родственники поднимали на меня недоуменные взгляды. Хоть к данному автору я и стремилась только из-за юмора и, к тому же, питала надежды на его схожесть с легкой атмосферой произведений Ильфа и Петрова, он не смог оставить после себя настолько же яркого послевкусия. То есть, в плане умения дернуть за нужные струны, близости, эмоционального контакта между автором и читателем, лично для меня творчество Довлатова пока что особо не выделяется среди других прочитанных произведений этого жанра. Среди всех рассказов хотелось бы выделить «Офицерский ремень» и «Номенклатурные полуботинки», которым отдельными моментами удавалось раскалывать мою серьезность, переводить мармеладную улыбку в нечто большее. Теперь пора раскрыть истинные причины моей неоднозначной оценки первого знакомства, когда сто пятьдесят страниц оставили больше вопросов, чем ответов, отчаяния и растерянности, нежели радости.

    Знакомясь с той или иной книгой, читатель часто прибегает к знакомству с биографией ее автора. Происходит это либо ради пополнения сундучка со смыслом, идеями и философией произведения новыми зацепками, параллелями между его содержанием и жизненными перипетиями создателя, историческими подробностями того периода, либо ради желания таким образом отдать дань уважения творцу, признать в нем, в его поиске себя, неиссякаемый источник мудрости и ценного опыта. До знакомства с Довлатовым желание как можно быстрее переходить с писателем на «ты» меня не подводило, не ставило палки в колеса, а даже наоборот – помогало лучше углубиться в отдельные сцены, проникнуться чувствами и взаимодействиями персонажей друг с другом. Так, брак Стивена Кинга и Табиты, полный терпения, поддержки и заботы, не мог не отразиться на особом отношении к супругам из его романов, тем семейным ценностям, что они старательно поддерживают. Непростое детство Уильяма Голдинга и вовсе сделало «Повелитель мух» творением, которое буквально созревало вместе с автором, питалось его болью, отчаянием, скрытыми страхами, на вид крохотным ростком величиной с триста страниц, но мощными и глубокими корнями. Именно подробности из жизни авторов зачастую и делают их книги интуитивно значимыми и весомыми для нас. Только вот в случае с «Чемоданом» моя «любознательность» привела к сбоям в системе восприятии. Как Мастер из романа Булгакова сжег своими же руками творение всей жизни, так и я, не осознавая этого, подпортила впечатления от книги двумя пробежками на просторы Интернета. Нездоровая привязанность к алкоголю, английский язык, который так и не стал родным, беспросветное будущее, депрессия, тяга к самоунижению. Как после таких сведений можно было с легким сердцем смеяться над его очередной шуткой? Если каждый раз за этой клоунской маской прятался несчастливый человек, каждый раз он будто бы отмахивался от своих проблем, покрывая их слоями блестящей подарочной бумаги, делал из этого очередную комедию... Комедию из трагедии.

    Например, в одном из рассказов Сергей Довлатов прямо указывает на свой недостаток, алкоголизм (причем, писатель, по словам современников, сознательно спаивал себя, растягивал акт самоубийства), в свойственной ему саркастичной манере, только вот после изучения его «досье» смеяться, даже улыбаться совсем не хочется:


    "Мама изредка навещала вдову. Часами говорила с ней по телефону. Та жаловалась на сына. Говорила, что он невнимательный и эгоистичный.
    Мать вздыхала:
    - Твой хоть не пьет..."

    Одному из последних рассказов под названием «Поплиновая рубашка» после всей этой детективщины, беготни в поисках компромата на писателя (как будто сама стремилась нарыть что-нибудь погорячее) удалось меня даже растрогать. Растрогать! И это в книге, чей автор мелькает в первых рядах представителей юмористической литературы. Заверения других читателей в исключительности творчества Довлатова, как автора смехотворных, карикатурных историй, предательство со стороны издателей, когда те не выделили красным цветом «... и пронзительно печальные», шаржи на обложках его сборников... Да ну вас!

    Неуверенность в себе, в собственных силах, уникальности как человека с писательским даром, замкнутость, ранимость – все эти «тараканы» Сергея Довлатова сказываются и на его отношениях с женщинами, что прекрасно продемонстрировано как раз в данном рассказе. Не зря автор имеет, так скажем, нестабильную личную жизнь, словно проблемы и мысли, с которыми он так или иначе боролся, тянули не только его самого на дно, но и каждый раз его отношения. Женщины приходили и уходили, а потребность в любви и заботе близкого человека никуда не исчезала. В «Поплиновой рубашке» рассказчик (а значит и сам писатель) делится подробностями своих отношений со своей женой, Еленой Борисовной (практически ничем неприкрытый прототип Елены Давидовны Ритман, его второй супруги), омраченные, опять же, его неверием в собственную значимость, будто любить его не за что, его творчество ничего из себя не представляет, а жена и правильно делает, что не интересуется его работой. И, все-таки, насколько же трогательно было наблюдать его реакцию на увиденную собственную фотографию из семейного альбома, ведь мало кто удивился бы из-за проявления подобного внимания... Но это же Сергей Довлатов. После данного фрагмента осознаешь, насколько важна была для него поддержка со стороны, доказательства того, что его любят со всеми его недостатками. Даже сейчас, спустя месяц после прочтения сборника, я не попру против истины, если назову эту сцену лично для себя одной из самых эмоциональных в сборнике.


    "Я раскрыл последнюю страницу. И вдруг у меня перехватило дыхание. Даже не знаю, чему я так удивился. Но почувствовал, как у меня багровеют щеки.
    Я увидел квадратную фотографию, размером чуть больше почтовой марки. Узкий лоб, запущенная борода, наружность матадора, потерявшего квалификацию.
    Это была моя фотография. Если не ошибаюсь - с прошлогоднего удостоверения. На белом уголке виднелись следы заводской печати.
    Минуты три я просидел, не двигаясь. В прихожей тикали часы. За окном шумел компрессор. Слышалось позвякивание лифта. А я все сидел.
    Хотя, если разобраться, что произошло? Да ничего особенного. Жена поместила в альбом фотографию мужа. Это нормально.
    Но я почему-то испытывал болезненное волнение. Мне было трудно сосредоточиться, чтобы уяснить его причины. Значит, все, что происходит - серьезно. Если я впервые это чувствую, то сколько же любви потеряно за долгие годы?..
    У меня не хватало сил обдумать происходящее. Я не знал, что любовь может достигать такой силы и остроты.
    Я подумал: «Если у меня сейчас трясутся руки, что же будет потом?»"

    Подверглось переоценке и мое отношение к советскому прошлому. Ранее я питала особую чистую, светлую любовь к советской литературе за ее невинные, порой даже героические, образы, следование жестким моральным принципам, практически сведенные на «нет» ругательства, половые сношения и любая другая чернуха, которой вдоволь напичканы многие произведения наших дней. Конечно, отчасти неправильно отвергать важную часть нашей жизни и предаваться идеалам, притворяться слепой. Как гласит фраза, досадно заглушенная на одной из телепередач, - «Секс у нас есть, у нас нет рекламы». Так и обстоят дела: должной рекламы о тех годах у меня на руках не было, а были «Два капитана», «Молодая гвардия» и «Белые одежды». Поэтому сборник Довлатова, особенно первые рассказы, вызывали какое-то неудобство, тотальное непринятие реальных фактов, словно мне показали своего родного ребенка, а я его не узнаю. Если признать истины где-то на уровне подсознания еще на уроках истории вышло легко, то в литературе, особенно чисто художественной (не «Архипелаг ГУЛАГ»), горькая пилюля глотается со сморщенным лицом. Не то, что творчество Довлатова, даже сам писатель, уподобившись самому четкому из зеркал, отразил «болячки» советского народа: алкоголизм, «черный рынок», хищение социалистической собственности, глупое, лицемерное и абсурдное поддержание культа Сталина, и многое другое. А под соусом насмешки на эти проблемы с поджаренной корочкой смотреть становится еще больнее. Теперь же, после знакомства с советской литературой всех цветов радуги, я стараюсь всецело воспринимать нашу страну на тот момент как повзрослевшего ребенка: с более глобальными проблемами, как война, социалистический режим, закрытость от внешнего мира, пришли и попытки избавиться от них любыми способами, сгладить углы. В конце концов, разве родители начинают меньше любить своих повзрослевших, потерявших невинность, детей?

    Если подвести под всем сказанным черту одной фразой, то она будет такой – мне не хватило объема. Чтобы в большей мере оценить писательский талант Довлатова, обратить внимание на прописывание персонажей, полностью раствориться в авторском юморе без задней мысли о печальных страницах его биографии. Каждый рассказ, как отдельный сюжет, оказался вспышкой молнии, таким же стремительным, эффектным, но быстро стирающимся из памяти. Так как о романе из-под его пера придется только мечтать, то буду настраиваться на повесть «Заповедник» или «пожирание» нескольких сборников за раз. С другой стороны осталась благодарность даже за такие крохи, ведь не каждое знакомство с полноценным романом дает такое понимание личности автора, как здесь. Пускай все пошло не по плану, снег вдруг начал таять, а лыжи на полпути сломались, но оно того стоило. Лишь бы после повторной встречи с творчеством Сергея Довлатова я не расплылась как герои Смешариков, а то... готовьте ведра и цветочные горшки - жалость и сострадание перельются через край.


    11
    557