Рецензия на книгу

• 

  Аноним14 апреля 2014 г.

  А начиналось всё как обычный бульварный роман, бесхитростная беллетристика: история обманутой девушки, приукрашенная теорией об избирательном сродстве Гёте; интригующая завязка, искусное нагнетание атмосферы, когда действие то умышленно затягивается, то, наоборот, внезапно ускоряется, полностью захватывая внимание читателя. Сложно сказать, в какой именно момент лёгкая литература вдруг набрала вес и устремилась ввысь, но попробуем предположить, почему произошло именно так.

  Соображение первое: Наташа. Главная загадка романа: почему Наташа убегает из дома? Мы хорошо понимаем, почему Юлия отдается Сен-Прё (из жалости) и почему Татьяна, в свою очередь, отказывает Онегину (из принципа), но что движет Наташей – остаётся неясным. Здесь, правда, требуется небольшое отступление: по мнению Н.А. Бердяева, женские образы в произведениях Достоевского носят, как правило, второстепенный характер, и играют вспомогательную роль, они нужны лишь за тем, чтобы мужские - главные - образы могли проявить себя. С такой точки зрения наш вопрос становится бессмысленным: Наташа поступает так, как необходимо для развития романа. Но вместе с тем Наташа, как и все прочие персонажи, существует в определённом художественном мире, и поэтому её действия и поступки определяются не только волей автора и героев-мужчин, но и собственно законами той самой художественной действительности. Предложенное в романе объяснение – Наташа, дескать, жалела Алешу и любила его, как мать – выглядит неубедительно: для такой любви вовсе не нужно сбегать из дома. (Но, безусловно, Наташа по-настоящему любит Алёшу, тогда как для Алёши она – всего лишь приключение). Более правдоподобной представляется другая версия: Наташа – девушка хоть и серьёзная, но страстная, и уступая чувственному желанию, она и решается на дерзкий поступок - обстоятельство для русской литературы новое и удивительное! В то же время, есть в романе и такая фраза «хочу, чтобы он был только мой», что превращает Наташу в хладнокровного гроссмейстера, жертвующего сейчас ферзём, чтобы потом одержать победу.

  Соображение второе: Нелли. Образ Нелли в романе предвосхищает появление в творчестве Достоевского целой галереи детей «случайных семейств»: «раннее страдание самолюбия, краска ложного стыда за прошлое и глухая, замкнувшаяся в себе ненависть к людям, и это, может быть, во весь век». История Нелли – как будто «побочная» и вторичная в композиции романа - выглядит в то же время чуть ли не самой содержательной, цельной и продуманной. Думается, именно Нелли и старика Ихменёва нужно назвать главными героями романа. Именно они претерпевают духовное преображение, именно в их уста автор вкладывает ключевые высказывания, важные для понимания романа в целом, к тому же, именно они являются, пожалуй, самыми униженными и оскорблёнными. А вот история Наташи и Алёши заканчивается (по литературным канонам) удивительно нелепо, и отсюда...

  Соображение третье: конец романа. Наташа могла броситься с моста, уйти в монастырь, стать куртизанкой, наконец, но так просто вернуться домой и уехать в провинцию?! Подобный финал развеял последний «дух» сентиментализма, если таковой и присутствовал в романе! В соответствии с вечными и неизменными традициями литературы – и может быть, именно так проявляется глубинная человеческая сущность - в книгах добро всегда побеждает зло. Происходить это может по-разному: иногда зло торжествует в книге, и тогда приговор ему выносить читатель самостоятельно, прекрасно понимая, что так, как тут написано, неправильно и быть не должно. Но в большинстве случаев, зло получает возмездие уже в самом художественном произведение, удовлетворяя чувство справедливости читателя. У Достоевского всё перевернуто с ног на голову: добро и зло в романе оказались настолько перемешаны, что «справедливый финал» становится невозможным в принципе. Возьмём, к примеру, Нелли: бедняжка, мы сострадаем и сочувствуем ей, но автор почему-то отказывает Нелли в милосердии прощения: девочка умирает, проклиная князя, со злостью в душе. Князь же (главное зло) и вовсе исчезает к концу романа, как будто судьба его автору не интересна. И тут проявляется оригинальность и новаторство Достоевского: с одной стороны он отрицает «утешительные» развязки старого русского романа (даже такой трагедии, как «Станционный смотритель» Пушкина), а с другой - протестует против традиций европейского любовного романа (обязательного самоубийства или смерти от раскаяния, как например, в случае Сент-Ив в романе Вольтера «Простодушный»).

  Помнится, в «Уроках изящной словесности» Вайль и Генис остроумно объяснили, почему бедные русские дети остались без национальных приключенческих романов: дело в том, что автор, задумавший первый настоящий приключенческий роман, перестарался - вместо «Айвенго» получился «Герой нашего времени». Нечто похожее произошло и с Достоевским: вместо «простого» психологического романа, в стиле «Манон Леско», получился роман философский. Пока ещё с нотками мелодрамы, неровным сюжетом, множественными заимствованиями, но это был, по сути, только первый роман Мастера.

  14

  84