Рецензия на книгу

• 

  Аноним16 марта 2014 г.

  Скажу сразу: вместо одной я читала две книги. Между первой — семейно-саговой — и второй — невозможно-подростковой — частями пришёлся вынужденный перерыв почти на полгода. Я не знаю, пошло ли это в плюс или в минус. Но главный итог именно таков: книг было две.

  В первой части меня поразило, насколько невероятный рассказчик этот Евгенидес. Каким же невероятным талантом, удивительным чутьём надо обладать, чтобы выстраивать своё повествование именно так, чтобы так изящно расставлять акценты, перемещать детали, манипулировать временем, изменять угол зрения и вдруг на секунду высвечивать какой-то незначительный уголок повествования, словно именно он и есть главный, словно это всё — самая настоящая жизнь.
  Его не ради слога даже надо читать (хотя слог хорош, и как!), а именно ради этого режиссёрского мастерства. Его история — это не цель в конечном итоге, а материал, и через эту ткань ровно в тех местах, где нужно, смотрят на тебя глаза Фатума.
  И ещё чего-то, чему нет названия, потому что это бьётся внутри и пытается, всем текстом пытается выйти наружу.
  Первая часть, особенно история Лефти и Дездемоны, безупречно хороша. Евгенидес хирургически точно знает, что делает.
  История Милтона и Тесси чуть-чуть проваливается, но это потому, что она уже целиком — история-ожидание, история-затакт, "затекст".
  Этой первой из двух получившихся для меня книг я наслаждалась как произведением искусства. Рассматривала детали, сплетения, ныряла в совершенно чужой и увлекательный мир.

  Но вот и вторая книга: Калиопа.
  Ставь "лайк", если тебе тоже страшно вспоминать свои подростковые годы.
  Сюда я не погружалась, здесь я жила.
  Ты можешь быть гермафродитом или не быть (чисто статистически второе намного вероятнее), но ты был подростком. Ты же помнишь, как это страшно.
  Весь этот экзистенциальный ужас, инаковость, безысходность, obscure object of desire, это всё всплывает со страниц, всплывает из памяти и затапливает тебя. Жутко, больно, от свободы невозможно дышать, и не оторваться.
  Нет, Евгенидес не пишет, как можно подумать с моих слов, какой-то непрекращающийся кошмар. Он ироничен, его герой самоироничен, не напыщен (или напыщен куда меньше, чем большинство в эти годы), но за всем неостановимым повествованием чувствуется эта подростковая боль, эта обычная, в конце концов, боль, знакомая каждому, даже в ином возрасте.

  Эту историю хорошо держать в руках и думать о ней как о мосте, как о своём (своём!) окончательном достижении: вот он я. Я перебрался. Я приближаюсь к тридцати, мне почти не больно дышать, у меня ещё многое впереди. Я заслуживаю своей жизни.
  Это и есть "всё хорошо", и это больше, чем можно было ожидать.

  16

  44