Рецензия на книгу
Луна и грош
Сомерсет Моэм
knigogOlic3 марта 2014 г.«…человек не то, чем он хочет быть, но то, чем не может не быть».
Блестяще! Право, одни только эти слова подбивают меня выдать их автору «паспорт на бессмертие». Благо, Моэм в таковом уже не нуждается, получив его давным-давно и по праву: за прекрасный язык, - легкий, почти невесомый, парящий, порхающий от слова к слову, от предложения к предложению; за неподражаемый английский юмор, за тонкое чувство иронии и самоиронии; за удивительный психологизм; за истинный, но не беспросветный драматизм; за масштабное исследование людского характера, контрастного и противоречивого, с острыми гранями; за искусное и всегда диалектичное изображение человеческой природы, такой разной, такой сложной, построенной на оппозиции возвышенного и низменного, прекрасного и безобразного, показанной в тесном переплетении начал добра и зла; за умение стоять выше общественных условностей и предрассудков; за оду искусству, чистому и честному.
В этом романе Моэм предстал для меня фокусником-иллюзионистом, магом и волшебником. Ловко подбрасывая и тасуя колоду, он загадывает карту, которую будет сложно разгадать. Но так получается, что после того, как все факты последовательно разложены, на столе для пасьянса остается именно трефовый туз. Подобная ловкость для него пустяк, а для нас – главная загадка. Однако нет времени для раздумий. Впереди следующий номер представления. Нас ждет магический сеанс, на котором возможно все: увидеть мир глазами гения, попробовать проникнуть в суть Искусства и Красоты, в тайные мистерии и устремления духа, а также побывать в далеких точках пульсации жизни – в Лондоне, Париже, Марселе, и под конец, найти утешение там, где биение медленное и размеренное – в «золотом царстве фантазии», на Таити, острове-сказке, острове-мечте.
На несколько часов нам дано стать свидетелями «поисков неизреченного», осознать непредсказуемость и непредзаданность бытия, проследить метаморфозы личности и зарождение тяги к переменам, отвечающей на зов неведомой силы. И порой трудно определить, исходит эта сила извне либо изначально была заложена в человеке, а ныне пробудилась ото сна. В минуту откровения заявляет о себе дилемма: притвориться слепым и глухим, а потом жалеть всю оставшуюся жизнь, или рискнуть всем, отказаться от благ мещанской цивилизации и пойти на поводу у внутреннего голоса, у своего даймониона.
Людей, которые выбирают второй путь, зачастую считают ненормальными и безответственными, называют их декадентами и клеймят позором нигилизма. Доля правды в негодовании общественности имеется. Однако, как противовес возникают вариации на тему «А если». А если вдруг понимаешь, что твоя же жизнь проходит мимо тебя, ускользает, удаляется все дальше и дальше, и скоро ее будет уже не догнать? А если осознаешь, что второго шанса не будет? А если вспоминаешь, что жизнь дается лишь раз? Признается ли в таком случае право вскочить на подножку убегающего трамвая? Если да, так почему же простое желание прожить свою жизнь в гармонии с самим с собой настолько порицательно? Бывает и такое, что в конечном итоге оно прощается, - если ты Великий. Да и то, от хулы до хвалы, как правило, проходит целая вечность. Нам же, простым обывателям, такого снисхождения не дождаться как второго пришествия, коли не помышлять о пещере отшельника и пытаться и дальше существовать в рамках данного социума. Такая ситуация ставит нас лицом к лицу с вопросом: быть понятым или не понятым, принятым или не принятым – так ли уж все это важно на самом деле? В мыслях мы отвечаем «нет», а наши поступки говорят «да». И чаще всего мы, в отличие от мистера Стрикленда и подобно миссис Стрикленд, лишь в воображаемом мире пользуемся свободой, недоступной для нас в повседневности. Жизнь парадоксальна и насквозь трагична, но,
как ни странно, большая часть наших невзгод чем-нибудь возмещается, и, обладая некоторым чувством юмора и здравым смыслом, можно неплохо справиться с тем, что в конце концов не имеет особого значения. («Малый уголок»)Разумеется, сказать проще, чем сделать. И все же, по-моему, эта позиция достойна того, чтобы приглядеться к ней чуть более пристально как к одной из возможных составляющих собственного мироощущения. Как, впрочем, и эта:
Разве делать то, к чему у тебя лежит душа, жить так, как ты хочешь жить, и не знать внутреннего разлада – значит исковеркать себе жизнь? И такое ли уж это счастье быть видным хирургом, зарабатывать десять тысяч фунтов в год и иметь красавицу жену? Мне думается, все определяется тем, чего ты ищешь в жизни, и еще тем, что ты спрашиваешь с себя и с других.В общем, как всегда роман Моэма – это «сад расходящихся тропок». В том смысле, что здесь параллельно расплетаются и раскручиваются сразу несколько клубков из мировоззренческих вопросов, которыми рано или поздно задается каждый. Обязательно буду читать его дальше, предчувствуя, что, в итоге, найду еще и ответы.
1268