Рецензия на книгу
Петр и Алексей
Дмитрий Мережковский
Аноним7 мая 2023 г."Ничтожество России есть условие благополучия Европы"
ею место лестью и хамством наполнилось; из старого ума выжили, нового не нажили – дураками умрем!»
– Царь, – возразил барон Левенвольд, – вовсе не такой смиренный ученик Европы, как о нем думают. Однажды, когда восхищались при нем французскими нравами и обычаями, он сказал: «Добро перенимать у французов художества и науки; а в прочем Париж воняет». И прибавил с пророческим видом: «Жалею, что город сей от смрада вымрет». Я сам не слышал, но мне передавали и другие слова его, которые не мешало бы помнить всем друзьям русских в Европе: «L'Europe nous est nécessaire pour quelques dizaines d'annéeś; apreś sela nous lui tournerons le dos. Европа нам еще нужна на несколько десятков лет; после того мы повернемся к ней спиною».
Граф Пиппер привел выдержки из недавно вышедшей книжки La crise du Nord [31 - Северный кризис (франц.)] о войне России со Швецией, где доказывается, что «победы русских предвещают светопреставление», и что «ничтожество России есть условие для благополучия Европы». Граф напомнил также слова Лейбница, сказанные до Полтавы, когда Лейбниц был еще другом Швеции: «Москва будет второй Турцией и откроет путь новому варварству, которое уничтожит все европейское просвещение».
Блюментрост успокоил нас тем, что водка и венерическая проказа (venerische Seuche), которая в последние годы с изумительной быстротой распространилась от границ Польши до Белого моря, – опустошат Россию меньше чем в одно столетие. Водка и сифилис – это, будто бы, два бича, посланные самим Промыслом Божиим для избавления Европы от нового нашествия варваров.
Много лет лицемерию запада. Обосри работодателя, но наживаться за его счёт не забудь. Немцы брезгуют и презирают открыто, лукавые и наглые выходцы из шляхты, прорвавшиеся в духовенство, в глаза льстят и язвят, но грести деньги и власть не забывают. Свои грешат пуще чужих, но как-то в открытую, даже заговора толкового не спроворят. И покрывается всё спорами о настоящей религии.
***
Зная о судьбе Алексея (несчастное имя для династии Романовых), год бегала от завершающего трилогию романа, знала, что будет тяжело, но чтобы настолько... Любимым роман не станет, тяжело будет его перечитывать.
С первых страниц мы с ходу врываемся в юный Петербург 1715-го года. В первой части роман кажется сумбурным и отрывочным, но теперь понятно, с кого брали пример Алексей Толстой и Дмитрий Балашов. Мережковский представил и неприглядный способ, через который Толстые обрели графский титул, на достоверность не проверяла.
С бегства Алексея за границу стиль упростился, но возрос градус эмоциональности. Не забыл автор влёт в повествование с 1715 года, будто предупредил недоумевающие возгласы читателя. Про Юлиана и Леонардо из предыдущих книг мы следим с малолетства до гибели одного и старости второго. И здесь рассказ мельком вернулся в сонное детство Алёши на старинной Москве в сверхопеке мамок, нянек под напевы древних сказок. Проследим мы жизнь Алексея от детства, кратко через юность в военных походах и сборах ратных до смерти и чуть далее. Валаамский умиротворённый финал - редкий просвет в мрачных событиях книги.
Мережковский называет воду и огонь стихиями Петра, и наградится Россия разгулом этих стихий: петербургскими наводнениями и самосожжениями раскольников. "Петра первого" Толстого читала очень давно, плохо помню, но уговоры капитана перед срубом в обеих книгах схожи. Кругом двойственность: огонь и вода, старое и новое после реформ Никона, путь на запад или на восток, разум без Христа или Христос без разума, противопоставление просвещению религии. Дважды повторено о сходстве размышлений о Боге радикального запада философии Ньютона и радикального востока раскольников. Крайние течения не вмещали раздвоенность Его природы, через 1400 лет повторя споры, которые наблюдал Юлиан. Одни спорят, другие ищут себе выгоды и покрывают злодейства родни, третьи убеждают царя принять закон о разглашении тайны исповеди, если в ней подстрекательства к бунту. Самым разумным и единым с природой в этом хороводе кажется валаамский отшельник Сергий, но для такого единения надо умереть для мира и отрешиться от него. Такое самооуспокоение стало для Тихона лишь временной передышкой.
Двойственны оба главных героя, отец и сын. Сын видит в отце то жестокого зверя-оборотня, то долгожданную родную душу. Пётр тоже мечется в чувствах к сыну от гнева через притворное равнодушие к жалости.
В самом начале романа Пётр на одном из всешутейших и всепьянейших соборов в честь Бахуса устанавливает древнюю статую Венеры. Ту самую статую, перед которой молился Юлиан и которую в развалинах нашёл Леонардо. Подобных параллелей через трилогию пройдёт много: портрет Леонардо на иллюстрации, Алексей в бегах живёт в Италии, возможно, в тех же местах, что и Леонардо....
Есть над чем поразмыслить, но рада, что дочитала трилогию.26668