Рецензия на книгу
Сёгун
Джеймс Клавелл
Аноним11 февраля 2014 г.Плеск волн о берег.
Кровь, кишки и сэппуку.
Клавелла "Сёгун".Вместо эпиграфа:
— Все англичане сумасшедшие… ты знал хоть одного нормального?Хотя происхождение Джеймса Клавелла туманно и науке доподлинно неизвестно (статья Википедии мечется между его американским гражданством, фактом его рождения в Австралии и британскими корнями его семьи), приведённое выше определение вполне ему подходит, ведь в своём романе "Сёгун" он покушается на "святое" — классический жанр "попаданца" в декорациях исторического романа. Всё соответствует канонам жанра: главный герой оказывается в мире, полностью противоположном нашему (здесь: загадочная и столь отличная от запада Япония), где ему предстоит интегрироваться. Дабы его ненароком не убили, он обязательно является носителем каких-то уникальных и нужных сильным мира сего артефактов/знаний (в нашем случае — весьма обширных для средневекового западноевропейского жителя познаний буквально обо всём). Язык и культура нового мира, в отличие от товарищей по несчастью, даются нашему герою-неубивашке не в пример легко, и, разумеется, его ждёт большая и (осторожно, спойлеры!) трагичная любовь. Вот только в роли эльфов/инопланетян в "Сёгуне" выступают японцы со своей философией и странными для неподготовленного читателя представлениями о долге, чести и смысле жизни. И надо отдать должное Клавеллу — декорации подобраны со знанием дела, благо Япония была и остаётся страной-загадкой, а автору она знакома не понаслышке.
Но Клавеллу довольно скоро наскучивает эта тема, и он задвигает своего героя-"попаданца" с его непониманием восточной культуры и мучительными попытками выучить новый (уже шестой по счёту) язык на задний фон, ставя его в ряд с остальными многочисленными второстепенными персонажами. И на первый план выходят политические игры и интриги. Эти самые интриги плетутся столь талантливо, оплетая тенетами лжи и двойной игры всё происходящее на страницах романа, что впору задуматься: эти мастера интриги — точно предки будущих якудза, а не какие-нибудь профессор Ксавьер и Магнето, Гесер и Завулон, Холмс и Мориарти (и прочие парочки великих шахматистов на Ваш выбор)? Вот только чем ближе к концу романа, тем сильнее читатель начинает сомневаться: а, может, Торанага — это Гесер и Завулон в одном лице, в то время как остальные — лишь пешки, слоны и прочие фигуры в его большой игре?
Игра игрой, но ясно одно — Клавелл не боится анатомических подробностей, идёт ли речь о сексе или драках и смертях. Он смачно описывает отрубленные конечности и головы, а также помогает своим кровожадным самураям вываривать своих пленных в кипящей воде. Сначала в груди что-то недовольно ворочается и мысленно протестует — "жалко ведь". К середине книги постепенно привыкаешь и становишься равнодушным ко всё новым кровавым бойням. К концу уже ждёшь новых убийств и самоубийств словно заправский наркоман. Но есть тот, кто действительно достоин всех этих пыток (и недостоин носить свои конечности) — переводчик. На протяжении всей книги (благо объём романа позволяет ему разгуляться) он совершает все возможные фактические, языковые и переводческие ошибки, которыми гордился бы любой двоечник-второкурсник. И это существенно влияет на восприятие романа, не позволяя тому выкарабкаться из твёрдой четвёрки.
Вместо постскриптума:
Прощай, родной, унылый берег —
Придумал я такую штуку:
В Японию поеду я без денег
К катанам, самураям и сэппуку.
Напьюсь саке и заведу наложниц,
Чтобы шептали мне "ти рутций".
Вот только с сёдзи осторожней —
Они в романе так и рвутся.
Смог Чёрный Шип, а чем я хуже?
Японцев много, но нас — рать.
Даймё**** пусть стану, славным мужем,
И защищу Япону мать!искаж. "ты лучший"
дверь, окно или перегородка из тонкой полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме
(Blackthorne) — имя одного из главных персонажей романа, англичанина, очутившегося в Японии
****Крупный военный феодал в средневековой Японии22240