Рецензия на книгу
Записки на табличках Апронении Авиции
Паскаль Киньяр
Аноним10 февраля 2014 г.«Женщина, вытирающая лужицы разлитого времени».Похоже, что мой февраль проходит под знаком Киньяра, который медленно, но верно завоевывает мое сердце. «Хм!» – подумала я, закрыв эту книгу. Объем небольшой, а подумать-то много о чем набралось. Французы! Пожалуй, это яркий пример того, как ожидания перед/в процессе чтения растут и отходят куда-то в параллельную вселенную, иначе раскрывая само произведение, дополняя его, где-то соглашаясь с ним, где-то нет. Книга как точка отсчета для чего-то большего. Хотя ладно, возможно, это лишь в моей голове)
Центр книги – записки на табличках Апронении Авиции, очень знатной дамы преклонного возраста из древнего Рима. Можно рассматривать записки как мозаику, фрагментарную, яркую, но в то же время покрытую пылью, и, конечно же, множества кусочков не хватает. Хотя мозаика все равно всегда содержит в себе больше, чем говорит. Здесь есть списки покупок и дел, любовные воспоминания, забавные истории, эпиграммы, рзамышления о старении и смерти. Я долго думала, какой мне показалась эта книга. Могу сказать, что как раз стилизации-то мне и не хватило. По крайней мере на языковом уровне. Конечно, возможно, я ждала слишком многого, да и с предметом так досконально, как Киньяр, не знакома. Но некоторые фразы (пусть и перевод) показались мне слишком современными. Могла ли так думать римлянка той поры? Это больше похоже на пересказ (чем, собственно, и является).
«В полумраке я возвращалась к постели. Садилась. Вновь переживала сладость прошедшей ночи. Завидовала себе самой. Сидела, опершись локтями на колени и чувствуя себя влажной, пахучей, всклокоченной. Я была счастлива, но проливала слезы под крик петухов и звон ведер на дворе. Мне приятна была эта смутная тоска, это изнеможение, эти смешанные запахи и это подобие глубокой, всепроникающей печали, не всегда отличимой от сердечной боли и рожденной самым полным утолением желаний».
Книга начинается с краткого предисловия. Многие считают его скучным, а на мой взгляд, в этом вся и соль. Потому что нам заранее рисуют слепок неоднозначного и сложного периода истории Рима, с переходом от языческих традиций к христианским, со всеми его проблемами, политическими играми, завязанными на той же религии. Один мир ломается, другой приходит. Иначе говоря, автор пишет о том, о чем в табличках ни слова открыто, но во многом скрыто. И черт, так написано, что начинаешь верить в существование этой самой знатной римлянки. Автор так умело забрасывает читателя плодами своей эрудиции, что в этом трудно сомневаться.
«В ее письмах и дневниковых записях, которые она вела наподобие Паулина и Рутилия Наматиана, читатель не отыщет ни единого упоминания о гибели империи. Либо она не снисходила до того, чтобы замечать подобные события. Либо внутренняя сдержанность мешала ей высказываться — более того, диктовала необходимость вести себя так, будто вокруг ровно ничего не происходит. Это презрение — или безразличие — стоило ей презрения и безразличия историков к ней самой».
Прекрасная иллюзия историков о том, что авторы материалов, дошедших до нашего времени, обязаны были описывать исторческие события. А если их нет, то как же так? Неправильные свидетели. В таком случае есть другая интрига – возможно, этот человек приоткроет свои мысли, поделится своей психологией, привычками, традициями? Что-то же нужно подчерпнуть. Возможно, это и не так, но мне кажется, что Киньяр играет и на этом. Что достойно обращения в воспоминания, а что нет? Что нужно фиксировать, а что нет? Что выдержит проверку временем, а что нет? А главное – о чем мы вспоминаем, когда остаемся совсем одни, что действительно составляет наши воспоминания, так ли их много, настоящих? И что это дает тем, кто потом (не дай бог, конечно) их прочитает? Одна из самых ярких тем автора.
«Время — это бог воды, бог скал, что рушатся в море, бог песка, что утекает меж пальцев».631