Рецензия на книгу

• 

  Аноним28 января 2014 г.

  Перейра, утверждает Антонио Табукки,- это не плод его писательского воображения. Перейра, утверждает Антонио Табукки, имел реального прототипа. Прототипа, утверждает Антонио Табукки, работавшего журналистом в Португалии 40-х – 50-х годов. Работавшего журналистом, утверждает Антонио Табукки, и нашедшего в себе смелость напечатать дерзкую антисалазаровскую статью. А дальше Антонио Табукки утверждать ничего не приходится: дальше утверждает Перейра.

  Эта повесть – эта исповедь – отнявшая две бессонные ночи – подарившая две бессонные ночи… Вызывала, вопреки описываемому знойному июлю и чуть более прохладному августу, вопреки сверкающему Лиссабону и лазурному океану,- вызывала, утверждаю я, чувство неудовлетворённости, удивления, напряжения, нервного возбуждения, недоумения… С самого начала, утверждаю я, изложение казалось мне то ли обвинительной, то ли оправдательной речью. Но, утверждаю я, в первую очередь, всё-таки оправдательной! И слишком поздно, утверждаю я, стало мне ясно, что это исповедь. Покаяние – утверждаю я.

  За что и перед кем желал покаяться доктор Перейра? Однажды нам, да и ему, утверждает он, будто бы удалось понять за что: за напрасно прожитую, как он утверждает, жизнь, за то, что идеалы, жизненные принципы рушатся, а ему, утверждает он, это представляется верным…
  Но не хотел ли Перейра – немолодой, прямо скажем, пожилой человек, с одышкой, с больным сердцем, проживший всю жизнь, витая в заоблачных далях французской литературы девятнадцатого века и обожая хрупкую девочку – свою жену, любить которую продолжал и спустя годы после её смерти… Не хотел ли Перейра, исповедаться вовсе не перед священником-францисканцем, к которому заходил порой побеседовать вместо исповеди, и не перед умным молодым врачом, так умело сочетающим врачевание души и сердца – в медицинском и духовном смысле того и другого… Не хотел ли Перейра покаяться перед мальчиком полуитальянского происхождения, так напомнившим Перейре самого его в те студенческие годы, распространяться о которых он не будет, поскольку это, как и счастливые сны, не имеет никакого отношения к нынешней истории… Перед мальчиком, защитившим диплом о смерти, но страстно любящим жизнь, перед мальчиком, который, утверждает Перейра, сам не понимает, во что ввязывается вслед за прекрасной любимой им девушкой… Перед мальчиком, которому он не мог быть отцом, который не был ему сыном?.. Не хочет ли Перейра попросить прощения у этого мальчика, которому помогал там, где должен был остановить, которого не остановил там, где должен был помочь?

  Говорят ли в Португальских школах на уроках португальской (или зарубежной – всё же Антонио Табукки – итальянец) литературы о подвиге маленького человека? О роли маленького человека? Впрочем, Перейра – не маленький человек. Он журналист, он филолог, живущий между переводами французских классиков и обсуждениями современников. Этот человек, утверждающий, что ничего он не может, просто потому, что не может, что он ведёт всего лишь страничку культуры в вечерней газетёнке… В вечерней газетёнке в такое время, когда и остальные-то газеты не печатают ничего. Ни-че-го. У этого человека нашлось самое серьёзное оружие: сила духа, решимость, чувство справедливости. Чувство, что нечто в этом мире,- пусть, к сожалению, и далеко не всё,- зависит от него.

  И, выполнив свой долг, исполнив последнее, что мог сделать для того мальчика с горящими глазами и падавшей на лоб чёрной прядью, Перейра выбирает наиболее подходящие из спрятанных этим мальчиком у него в квартире фальшивых документов, кладёт в чемодан портрет жены – непременно лицом вверх, чтобы ей – туберкулёзнице – легче дышалось, и делает шаг из своей привычной, тягучей, как июль в Лиссабоне, жизни… Куда?
  Опасаюсь, что сейчас меня обвинят в ремаркофильстве, но, скажите на милость, куда этот немолодой и благородный человек мог шагнуть в конце августа 1938-го из предавленной грузом европейских событий Португалии? Да, мне кажется, только на страницы романов Ремарка…

  43

  297