Рецензия на книгу

• 

  Аноним4 февраля 2023 г.

  Мы - лишь сон, который снится Будде

  Вообще после "Спина", который утомил мелодрамой настолько, что я даже от отчаяния вряд ли рискну читать оставшиеся тома, продолжать знакомство с Уилсоном я не планировала. Но "Дарвиния" - одиночная книга, вдобавок сильно обласканная премиями, и любопытство пересилило убеждение, что автор не мой.

  И роман внезапно оказался на мой вкус к прекрасному вполне хорош. Подозревала, что будет хуже.
  Особенно с учётом года написания - идеи, в него заложенные, можно счесть весьма новаторскими.

  В отзывах книгу часто ругают за то, что вместо обещанных в аннотации приключений a la Жюль Верн автор выдаёт научную фантастику, уносящую читателя в сторону планковских постоянных и конца времён, а мне как раз эта сторона романа больше всего понравилась. Интерлюдии, в которых Уилсон описывает слишком далёкое для человеческого представления будущее вселенной, впечатлили.

  В основном "Дарвиния" не особенно радует проработкой персонажей или богатыми на краски картинами. В начале Уилсон ещё поддерживает атмосферу неизвестных земель, подбрасывая то меховых змей, то флейтовые деревья, но чем дальше, тем больше сосредотачивается на глобальной идее. Вслед за ней появляются фантомы, воспоминания о прошлом, которого не было, и тепловая смерть вселенной на заднем плане, которая придаёт событиям куда более апокалиптический оттенок, чем всё Чудо вместе со всеми его последствиями. Стиль повествования к середине упрощается ещё больше, зато добавляется изрядный объём философии и полу-технических концепций, и автор сосредотачивается на них больше, чем на персонажах. Для меня это тоже большой плюс.

  В романе намешано немало жанров, в разных частях он притворяется то приключениями, то альтернативной историей, то семейной сагой, но, как мне кажется, научная фантастика в нём всё же перевешивает, потому что именно она полностью захватывает финал.
  Автор первоначально бросает читателя в странное и неизведанное, которого в XX веке будто бы уже не осталось по всей Земле, и предлагает Чудо - полностью исчезнувшую с планеты цивилизацию Европы вместе с привычным видом континента. Как только люди обнаруживают это, они начинают строить гипотезы и планы по отвоеванию Европы у чуждой флоры и фауны обратно, а вместе с ними в эту игру включается и читатель.
  С точки зрения читателя всё будто бы проще, он-то знает, что это не божественное вмешательство, и Европа - это не второй Потоп, который к тому же без самого потопа, но предположить, куда автор внезапно выведет Чудо, очень сложно. У меня не получилось, я по косвенным намёкам от недобога в голове медиума предполагала, что "рядом есть другие миры" - это многомировая интерпретация, и сейчас из-под ковра вылезут немёртвые коты, квантовая запутанность и переключения между вариантами вселенной.

  Но нет, всё оказалось куда более глобально. Глобальнее, чем в "Пространстве Откровения" с его Войной Рассветов - и более... Даже не знаю, как сформулировать правильно. Вот как будто бы с большей верой в доброе и вечное.

  Роману стоит отдать должное за то, как в довольно компактном объёме текста он умудряется поднять и местами даже осмыслить весьма экзистенциальные вопросы.
  Лично для меня это была книга не про приключения в изменившемся вдруг мире, и не про будущее, в котором человечества уже нет в том виде, в котором оно само себя способно объять.
  "Дарвиния" и про отношения между созданиями и создателем, и про свободную волю, и про страх смерти, которая ходит с героями рука об руку с самого начала, и даже в некотором смысле - про природу разума, зависимость его от воспоминаний и окружения. В "Дарвинии" свободная воля разума не просто катастрофично меняет ход событий, но и влечёт за собой появление неизвестных новых условий, и весь идеально отлаженный механизм воспроизведения превращается вдруг в реальный мир, действующий не по записанному сценарию.

  Уилсон вообще смотрит на то, что история движется по кругу, с новой позиции: история в его Архиве не просто ходит по одной дороге, она повторяет сама себя с понятной целью, сохраняя всю полноту произошедших событий, не давая им оценки, эта история - сама по себе события, бесконечное проигрывание всей вселенной, вложенной сама в себя. Но если запись ломается, она перестаёт быть собой, и она порождает другую ветвь событий, и каждое из них порождает новые. Дерево вероятности разрастается бесконечно, на нём появляются новые разумы. Тот единый Разум, создавший Архив, не может просто их уничтожить.
  И это тоже из области этики, а не возможностей.
  Бог Уилсона - Бог, близкий к новозаветному и сингулярному одновременно, приравненный и к творцу, и к всеобъемлющему пониманию. Бог Уилсона - разум, достигший краёв вселенной, Разум, осознавший себя и желающий дарить это осознание тем, кто будет следом.

  Глобальный замысел романа глобален в прямом смысле - настолько, что Лоу, главный герой, чьими глазами читатель в основном наблюдает происходящее, вообще не в силах его осмыслить. Обращённый к нему рассказ пост-человека пытается быть настолько простым, насколько возможно, но и этого недостаточно; человек мыслит теми категориями, которые пост-человек давно отринул. Божественное и человеческое в романе даже не противопоставляются, скорее - пытаются друг друга дополнить, но совсем не в мистическом смысле.
  Это почти отношения между человеком и богом, но замкнутые в кольцо: человек и пост-человек, изначально являясь одним существом, пытаются понять друг друга, опираясь на свою единую память, но остаются при этом существами из совершенно разных не то, что миров и контекстов, а даже реальностей.

  Тема смутного небесного откровения в романе занимает одно из центральных мест, и я даже подозреваю, что именно этим обусловлен выбор первоначальной хронологической точки: в начале XX века рассуждать о том, является ли непостижимое средствами науки явление божественным вмешательством, "Чудом", куда логичнее, чем перед самым XXI. В конце девяностых уже никому из учёных не пришло бы в голову всерьёз предлагать в качестве объяснения религиозную концепцию, но в двадцатых это казалось ещё вполне конкурентной идеей. Бог захотел и сотворил новый мир на месте прежнего - ведь такое уже было, и люди не в силах спорить, только принять последствия и не грешить (впрочем, вот с этим опять проблемы).

  К сожалению, совсем без мелодрамы не обошлось и здесь, и Лоу на протяжении первой трети бесконечно страдает по своей всячески прекрасной жене, а жена страдает по нему, и всё это они изливают в письмах и диалогах с окружающими. Мне это было совершенно неинтересно, особенно когда на горизонте повествования замаячил каменный город с неестественной симметрией и колодцем, ведущим в бездну, и я была страшно рада, когда весь этот сентиментальный поток "о я тебя любил-а ты меня бросила-но я тебя не виню-только напишу тебе письмо в шестидесяти листах" наконец иссяк.
  Дальше стало повеселее, вторая и третья части начали описывать проблему изменившейся Евразии не через чудо, а через технические средства: Космический Разум, бесконечный Архив и искусственная жизнь, у которой, буквально, нет цели, а есть только путь, и путь этот заключается в том, чтобы всё превратить в собственное подобие. Это же буквально то, о чём позже задумался Бустрём, когда рассуждал о сверхцели для ИИ (только его ИИ делает скрепки, но копировать скрепки или вирусы - едва ли существенная разница, ведь итог один).

  Пожалуй, "Дарвиния" меня склонила к мысли о том, что Уилсон не так уж и безнадёжно не мой автор. Возможно, со временем прочту у него что-нибудь ещё, потому что этот роман меня определённо впечатлил.

  15

  414