Рецензия на книгу
Мир чудес
Робертсон Дэвис
Аноним1 января 2014 г.Расправившись ещё со второй книгой цикла, мне показалось, что Дептфордскую трилогию следовало бы пресечь уже на "Пятом персонаже": цельная и детально продуманная история — ни убавить, ни прибавить. Остаётся лишь догадываться о причинах, побудивших автора присовокупить к ней ещё две побочные ветви повествования и растянуть удовольствие аж на три тома.
Так или иначе, "Мир чудес" — это вполне самостоятельное произведение, укладывающееся в рамки основной сюжетной линии, но при этом имеющее к ней весьма косвенное отношение.
В книге используется так характерный для всей Дептфордской трилогии приём гипертрофированных сюжетных коллизий: величайший иллюзионист современности мог вырасти только из мальчишки, прошедшего все ужасы педофилии и балаганного рабства, но повстречавшего на своём пути чету гениальных актёров, обративших юного прохиндея к Искусству. Надуманно, вычурно, гротескно, неправдоподобно, но в высшей степени читабельно! И это последнее обстоятельство с лихвой перекрывает все вышеперечисленные недостатки повествования.
"Мир чудес" представляет собой ценность не в контексте жизнеописания мага и волшебника Магнуса Айзенгрима, какое видится мне хотя и любопытным, но нарочито трагичным, а философским подтекстом жанра автобиографического произведения. Книга ставит неудобный и каверзный вопрос, актуальный для каждого без исключения: как искажается истина, пройдя через призму нашего восприятия? Что съедает время, а о чём осознанно умалчивается Насколько честен человек в своих воспоминаниях — прежде всего перед самим собой, не говоря уже об окружающих?
Повествование выстроено таким причудливым образом, что по-началу ты безоговорочно веришь рассказу и оценочным суждениям Айзенгрима, как единственного источника информации, но когда где-то в середине тебя огорашивают альтернативной версией происходившего, то невольно начинаешь сомневаться в каждом слове иллюзиониста и в дальнейшем воспринимаешь сказанное им с оглядкой на его непомерный эгоцентризм и естественное желание обелить себя.Мне показалось, что суть произведения кроется в аналитических диалогах, порой переходящих в острые и нелицеприятные пикировки, кинематографистов с обитателями Зоргенфрея, предваряющие и резюмирующие тягучие, тошнотворно детализированные и кичливые автобиографические монологи Айзенгрима, которые призваны лишь изящно обрамлять эти философские беседы. При этом сам Айзенгрим, по непонятным для меня причинам, вызывает не ожидаемые симпатию или восхищение, а сочувствие и брезгливость, причём последнее ощущение превалирует на протяжении всей трилогии.
1342