Рецензия на книгу
По ком звонит колокол
Эрнест Хемингуэй
Аноним27 декабря 2013 г.Русский бунт - бессмысленный и беспощадный. А испанский?
Традиция опираться на последнюю фразу эпиграфа «…он звонит по тебе» в идейной, даже - идеологической трактовке романа, ставит во главу угла жизнь человека и его трагедию в таких огромных событиях, как революции или войны – гражданские или цивилизационные. Собственно, в духе преувеличенного пацифизма и гуманизма, прошу простить тех, кого коробит «преувеличенный гуманизм», чаще всего роман и анализируют. Мне бы хотелось высказать несколько соображений чуть иного ракурса.
Классический роман, он о гражданской войне, а не о «малости» и «ничтожности» человеческой жизни. Да, великий американец показывает войну через человека, его лицо, человеческое лицо даже тогда и там, где и когда оно меньше всего походит на подобие лика Господа. Но главное – огромное, массовое, беспощадное, в предельной степени взаимного ожесточения и безжалостности движение человеческих масс, защищающих свой идеал и свою правду. В войне ничтожно малое количество равнодушных, пассивных и асоциальных. Мародеры – да, конечно, но их – абсолютное меньшинство, поскольку уничтожаются жесточайшим образом и той, и другой стороной: другое движет, другое – самое важное. Иными словами, в той или иной степени, каждый понимает, что творит, каждый делает свой выбор, каждый практически свободен в своем выборе. Это – чистый, насколько только это возможно вообще на грешной земле, случай свободы воли каждого и личной, персональной ответственности за свой выбор.
С этой точки зрения для меня смысловой кульминацией романа является рассказ Пилар об испанском бунте. Который вовсе не бессмысленный, но беспощадный. Как, впрочем, и все другие бунты=гражданские войны=революции – русские, французские, английские, американские. Хемингуэй мудро не называет название этого городка – зачем? Это – повсеместная данность, во-первых, и это – самое страшное в человеческом измерении любого социального катаклизма, потому как убиваешь того, с кем жил бок о бок всю жизнь, убиваешь знакомого, в глаза которого смотрел неоднократно, - во-вторых. Место это в романе – потрясающее. Правда жизни – глубочайшая. Потому как мастер Хе показывает всё не только без прикрас, он индивидуализирует это массовое действо – массу показать через индивидуальность, где есть всё, что есть в каждом – от подлости до высот духа. Браво, маэстро!
В фильме 1943 года – картине своего времени, своего настроения и своей технологии – великолепно показана другая сторона, против кого воют партизаны и интербригады. Полковник, который вел на штурм укрепления, - посмотрите и послушайте сколько не то, что ненависти, сколько презрения к черни! Никаких сомнений в судьбе этой самой швали и черни, если только они попали бы в плен, никаких сомнений быть не могло, ни малейших. Ведь гражданская война – это её вечный слоган: Пленных не брать!
Ещё. Конечно, лица наших героев. Собственно, это и есть лицо войны. Да, в романе практически нет другой стороны этого лица войны – фашистов. Не знаю, теряет ли от этого роман. Но и представленные лица – колоритные, исчерпывающе показывают составляющие войны за идеалы. Наиболее интересен для меня контраст между los espanoles и Ingles. Брутальные, даже инфернальные los espanoles и рафинированный в собственной сдержанности Ingles. «Едины в многообразии», - смысловая идиома диверсионной интернациональной группы.
И ещё: мост, мост как символ, - думаю, мастер Хе не случайно именно мост выбрал в качестве омеги, итога. То, что должно соединять – разъединяет, разъединяет напрочь, на смерть. Символом более человечным, земным является, конечно, любовь Роберта Джордана (везде, где только упоминается американец, Хемингуэй называет его исключительно так – Роберт Джордан, автор его так называет, испанцы обращаются к нему в испанском варианте его американского имени) и Марии. Умирая, ты продолжаешься в том, кому дал жизнь там, где хозяйка – смерть. Чтобы родилось новое, смерть старого – условие непременное.
Два слова о романе как таковом. Мастеру Хе отчаянно не хватает действия, это напоминает любимого мной Пелевина. Порой роман кажется многословным, вещью, которая могла бы быть и покороче. Но замечательна панорама грандиозного действа, если уж слово появилось на бумаге, оно никогда не воспринимается лишним, оно и к месту, и ко времени.
Книжка, конечно же, к обязательному прочтению.1473