Рецензия на книгу
Острова в океане
Эрнест Хемингуэй
Аноним18 декабря 2013 г.На протяжении всей первой главы хотелось прыгать от восторга. Меня не покидала мысль "Ну как, как же ему удается писать так красиво и так просто?" Я всегда любила Хемингуэйя за эту его особую простоту повествования, за способность писать так, что ты невольно и сам оказываешься участником описываемых им событий. Глава "Бимини" в этом смысле меня покорила. Незамысловатый сюжет, легкий стиль, но при этом такая глубина чувств и переживаний, что хочется разрыдаться. То ли я настолько сентиментальна, то ли зарисовки морских пейзажей особенно хорошо выходят у Хемингуэя, но я всем своим нутром чувствовала главного героя, этого одинокого художника, живущего на островке в океане. Я разделяла его счастье от встречи с сыновьями, отчаянье от мысли о потере любимой женщины, грусть и радость будничных дней.
Но вот две последующие главы, к моему большому удивлению, не вызвали даже толики тех чувств, что я испытала в начале книги. На мой взгляд, Хемингуэй слишком далеко зашел в описаниях падения Тома Хадсона. Выпивка, сигары, девушки легкого поведения, обреченность и снова выпивка перестали вызывать у меня что-либо, кроме отвращения. И дело даже не сколько в моем собственном отношении к такой реакции человека на превратности судьбы, а в том, что автор явно перегнул палку. Тут уже ни усталость от жизни, ни вечные попойки, ни пустые диалоги героев не смогли вызвать у меня сострадания. На все страдания Тома Хадсона хотелось ответить "Ну все! Хватит этой депрессии. Я сыта ей по горло". Хотя, возможно, в этом и была задумка - показать, как сильно нас порой затягивает в дурные мысли и поступки и как тяжело от них отказаться. Впрочем, какой смысл расписывать такую обреченность жизни, если сама реальность дает немало поводов впасть в депрессию? В этом смысле гораздо ценнее было бы показать, что в любой ситуации есть выход, как бы банально это не звучало.
Но такая концепция была бы совсем не в духе Хемингуэйя, очевидно, предпочитающего крайности в описаниях человеческой меланхолии. А посему после книги остался какой-то неприятный осадок, пришедший на смену светлой грусти первой главы.482