Рецензия на книгу
Братья Карамазовы
Фёдор Достоевский
Аноним19 ноября 2013 г.Достоевщина
Не весьма лестно,даже как-то непростительно смутно, русский народ(а Достоевский доподлинно понимаем лишь в оригинале - верьте мне, ибо я имел несчастье читать его в переводах на английский и французский языки) всегда воспринимал и осознавал тот религиозно-самозабвенный и поистине глубоко психологический аспект произведений Федора Михайловича, что я- еще до знакомства с творчеством Достоевского- невольно приобрел горькое предубеждение на его счет. А почему так? Я не намерен своими умозаключениями уходить в дебри(что так свойственно НАШИМ истым писателям) и копаться в давно прошедших школьных годах: от них лишь отчасти исходит то неопределенное чувство неразумения и-что самое страшное- нежелание к утруждению своих мозгов произведениями оного, ибо "сложны-с, полны самокопания-с, писаны с целью излить свои сумасбродные и чадные мыслишки-с". Когда услышишь такое высоко ценимом по всему миру "монументе русской литературы вкупе с философией и психологией", и взрастишь в себе ощущение "бреда, по прочтении которого извлечешь самый бред".. Но я был закалки иной: я начал свое чтение в 15 лет(что самое премерзкое, ибо чрезвычайно поздно) именно с оставленных Достоевским "нравственных трактатов".
Что такое есть выражение "нравственный трактат", я постараюсь (хотя бы тезисно) сформулировать в своей рецензии на как нельзя лучше показывающей сие книге "Братья Карамазовы".
" Чем примечателен ваш Алексей Федорович, что вы выбрали его своим героем? Что сделал он такого? Кому он известен? Почему я,читатель, должен тратить время на изучение фактов его жизни? Последний вопрос самый роковой, ибо на него могу лишь ответить: "МОЖЕТ БЫТЬ, увидите сами из романа". Ну, а коль прочтут роман и не увидят, не согласятся с примечательностью моего Алексея Федоровича? Говорю так, потому что с прискорбием это ПРЕДВИЖУ..."
А ведь Алешенька-то наш и в самом деле обычный монашек со смиренной душенькой. Что ж в сим знаменательного? За что, собственно и действительно, мы должны его почитать его "протагонистом басни сей"? Ибо сколько по всему миру ординарных схимников-монахов, кои по своей воле уединяются, созерцая "снисхождение Божье"? Да, рассуждая подобным(ханжеским и в высшей степени идиотским) образом, я призываю вас сгинуть с "лона сего" и почитывать ограниченно-атеистические книжонки, удовлетворяя свои "высшие литературно-философские помыслы глубокого толка". Но, увы, вам не предусмотрено место в направлении, подобному описываемому. И Ф.М. предупреждает сих людей о пустом для них времяпрепровождении. (NB: сюжетно-фабульная линия во всех произведениях Достоевского занимает второстепенные роли: ведущее место принадлежит "духовно-умозрительным" переживаниям и перипетиям)
Фактами. И лишь ими. Все творчество разбираемого мною автора стремилось к своему апофеозу - "Братьям Карамазовым": эволюция героев, созревание и укрепление мировоззрения, борьба с "расшатанными и стертыми понятиями добра и зла", незыблемое уразумление места любви и её колоссального, фундаментального влияния на всю жизнь любого человека... Много сказано о романе со стороны "великих критиков века прошлого" и сказано чрезвычайно положительного; но я,бесспорно, могу,сам того не зная, выдавать уже изреченные кем-то мысли, утверждая,что первоэлемент книги - стремление к великому христианскому благочестию чрез преодоление высоко нравственных испытаний, но попробую на свой страх и риск доказать сие.
А начать хочется мне с "неизреченного убивца" Смердякова. Внебрачный(ой,да еще и по-ханжески вышедший на свет: в бане отца развратного своего) сын Федора Павловича Карамазова, впоследствии лакей и "доверительное лицо-с" оного. А также циничный убийца. Но, вспомните всемилостивейшие друзья, чем кончает сей персонаж?.. Своим истреблением за опять-таки излюбленный Достоевским грех: неподъемный "романтическим" натурам груз убийства, тем более столь нарочито измышленного... В Смердякове кроется и более страшный грех: положительная уверенность в причастность к совершенному ИМ убийству среднего брата Ивана(разбитого и без того грубой и развращенной действительностью), душевные муки которого достигают своей высшей степени и низводят его до белой горячки. Ибо достойная чрезвычайного порицания зависть и ненависть к своему положению в обществе, раздражаемые еще пуще "погружением в новые, прогрессивные идеи", есть всегда предтеча к ужасающим по своей природе поступкам. Будучи Карамазовской натурой, Смердяков "с головой" низводил себя до вожделенных пороков; а убийство кровного отца(хотя нет, отнюдь не убийство предполагалось тогда) поглотило его до самозабвения. "3 тысячи рублей - и я в Европе, я передовой и повелитель умов!!! Димочка в порыве неистовых своих вожделений кокнет отца, а деньжонки будут моими" Можете ли Вы себе вообразить такое прозорливое воззрение в лакее, особливо ежели вспомнить их не вызывающее зависти положение, о котором здесь неуместно распространяться. После трех встреч с Иваном перед судом Смердяков "постепенно очищался" от налета своего тщеславия, сознавая свою "как дважды два явственную" виновность, в душе разочаровываясь в гипотетической причастности Ивана. Да, он не изрек подобного никому; однако уже сам факт "исповеди" наглядно свидетельствует о жажде к самобичеванию и сознанию своих злодеяний-заблуждений(ведь кинул же на стол родному брату он ТЕ три тысячи, ведь не смог же он воплотить в жизнь свои чаяния не столько ввиду болезни, сколько по раскаянию), что Смердякову остается лишь один выход - самоуничтожиться и тем завершить свои страдания, получив должную мзду...
Нижайше прошу снисхождения: впредь буду краток.
Совсем в ином преломлении показан Дмитрий Федорович Карамазов, который "очистился" диаметрально противоположно Смердякову: от "несодеянного". "Ибо сам Бог отвел от греха", - впоследствии вспоминал уже "обновленный" Дмитрий. Оно и правда. Томимый неизвестностью в отношениях с Грушенькой, растлевающий в сладострастии своем и уже готовый на убийство, Дмитрий предстает в самом начале повествования как отцененавистник и попиратель "неизреченных канонов уважения и благоговения к старшим мира сего": опаздывает на нарочито созданную встречу с Зосимой, всенародно хулит батюшку своего, а затем, в очередном пароксизме ревности, прецинично избивает оного до полусмерти, нисколько не чувствуя бремени совершенного "морального" преступления( ни на йоту не раскаивается, даже, наоборот, имеет дерзость утверждать: "должен мне, дескать, недоданные три тысячи, положенные мне от матери, глубоко любимой мною"). В пространных "исповедях горячего сердца"(сидя с Алешей и выслеживая Грушку) он искренне изливает на братишку свою "благородную и высшую" любовь к нему, при этом в самых помпезных выражениях "поет" во имя Всевышнего: "Слава высшему на свете, Слава высшему во мне!"; в самых братско-одухотворенных порывах распространяется о вожделении своем, кое "переросло" в высоконравственную любовь, когда "ненавидя только можно любить", и проч. и проч. все того же толка; ангельски декламировал(даже до слезливости доходило!) строки о своей приниженности и духовной "стертости": "ибо жалок, и робок, и нищ, и слеп, и наг.."; весьма детально обрисовывал свои похождения в Мокрое, где развивал несносный содом, который превращался в смрадную клоаку; в многочисленные бары, где оттаскивал за бороденку предателя-идиота...; говоря языком Дмитрия: "...любил разврат, любил и срам разврата...", "...разве я не клоп, не злое насекомое, ежели возлюбил жестокость? Сказано - КАРАМАЗОВ..." ,- и многое, многое другое в том же роде. Но довольно: вы, думается мне, уже трезво можете судить о восприятии сего субъекта в реальной жизни Скотопригоньевска, где каждый(абсолютно: включая самых ничтожных субъектов) почитал Диму за грубейшего убийцу из убийц, никогда не рассматривая его "душевное эволюционирование"(а я уже говорил,что Достоевский ставил совсем иные цели, поэтому и демонстрирует наглядно весь действительный, поверхностный то есть, чад), вообще порой не зная о его бытности в жизни нашей. Нет фактов в защиту Мити. Нет.( Софизмы и демагогия выписанного - впрочем, поистине сведущего- Катериной Ивановной Верховцевой(предполагаемой женой Мити) адвоката смогли только разжалобить всех присутствующих своей правдивостью в "расковыривании уже заскорузлых, но навсегда благородных, душевных порывов и исканий Митькиных.) Позднее свидетельство Алеши о "некоем месте чуть повыше сердца, куда непременно указывал подсудимый, напирая на "нечто" внутри сего , а я спокойно принял это за неточное определение сердца, нимало не думая об какой-либо аллегории" несколько пошатнуло чашу весов,на основании которой слагается вердикт и которая дотоле всецело была склонена отнюдь не в пользу Мити; но случившиеся затем "окончательные" обстоятельства, предрешили печальную участь старшего брата среди Карамазовых. Но и здесь мы можем лицезреть, а затем и село утверждать, что воскрешение из пороков и становление над ними благодаря честному прохождению чрез высоко нравственные испытания имело место быть: Дмитрий был спасен. И как награда архипроницательная Грушенька, сумевшая понять абсолютно всё, истинно возлюбила страждущего.
Иван и Алеша Карамазовы. Я могу представлять, насколько надоел Вам своим отдающим чадом бредом; но если найдется хоть один снисходительный человек, который будет уважать мою первую рецензию хоть на полмизинца, то я истинно возблагодарю Созидателя за столь неожиданное благо.
Я, чтобы не утомлять более ваше внимание, задерживая вас своим хаосом, свяжу сих монументальнейших персонажей воедино, ибо в их единственном(я разумею здесь долго-развернутую и наглядно характеризующею их беседу, а не мимолетные встречи) разговоре по душам нам ясно как день миропонимание каждого.
В "Бунте" с последующим "Инквизитором" Достоевский, опираясь на богатый опыт "Бесов" и "Подростка", изваял человека, донельзя специфического и в полной мере демонстрирующего всю "подноготную" прогрессистов. Да, эволюция ощутимая. Нигилисты докарамазовского склада своими примитивными и ни на чем не основанными опровержениями подчас делали такие нелепо-юмористические заключения, что и по сей день остается неразрешенным вопрос о целесообразности подобного течения... но вернемся к главной теме. Иван Карамазов шагнул куда дальше сих "молокососов" уже своим мозговым штурмом, ибо его бесчисленные вопросы , восходящие к вере, морали, Богу и просто к людям, его окружающих. Ивана до глубины души волнуют все метафизические и онтологические вопросы, вопросы любви и ее необходимости, его занимают проблемы всечеловеческого страдания и изобилия, неравенства и угодничества, похоти и благолепия... и Иван не просто ставит их ребром, прикрываясь от разрешения, он в растерянности и ничтожестве своем борется, воюет и ... духовно истощается от непосильного креста. Увы, но никакой человеческий мозг никогда(до скончания веков) не будет силен найти ответы на сокрытые истины. (Идеалисты: желаю Вам удачи в поиске сего: вы - непременно ее найдете :D). Еще Иван разительно отличается, сим вступая в противоречие с предыдущими "собратьями", ВЕРОЙ В БОГА(да, да, да!!!), именно верой! И знаете, что этим так и разит "Великий инквизитор", несмотря на развитие в нем тематики "ценности и бытности Христа". Заявляю непреложно: Карамазов - средний - пусть не апологет, но внемлющий Богу человек. Главный парадокс его веры есть непонимание и вследствие этого мнимое непризнание Бога и конфликт с ним. Посему беспрерывные вопрошания к Алеше всегда имеют религиозный оттенок, скажу более: они всегда этого направления. Целует же Христос в басне сей Инквизитора только потому, что вера в рассматриваемый период(речь здесь идет о жесточайшем диктаторском режиме в страшное время инквизиции в Испании) есть своего рода веха в беспримерном коловращении фазисов и трансформаций , а(Достоевский мыслит веками и тысячелетиями) самая инквизиция и тотальное искажение Священного Писания есть всего лишь ничтожный период помутнения рассудка и прельщение мишурными ценностями. И этот поцелуй символичен: ибо предвещает очищение и избавление от мракобесия. И наш Инквизитор недурен: сознает все сие и (и хоть хулит Христа, желая казнить его), гипотетически признавая свои заблуждения(но буквально не рискует изрекать о своей ограниченности: шибко тщеславен), отпускает Христа восвояси: "Ступай и не приходи более... не приходи вовсе... никогда, никогда...". Это вопль бессилия и низости пред пророком. И как же после всего этого неразумения не сойти с ума? Однако сие есть лишь одна сторона медали. Ежели вспомнить о ивановских мытарствах о "неизреченном попущении" к убийству отца, когда прямым текстом Смердяков имеет наглость заявлять ему, что он - главный "убивец", то,позвольте вас спросить,милостивые государе, окончательно не потерять рассудок? Как оставаться спокойным и беспристрастным к своим душевным терзаниям в столь юном возрасте, когда за плечами лишь куча книг и сплошная теория?.. Но и на примере Ивана я могу смело заявить, что и он положительно "очистился" и воспрял духом, хотя Достоевский оставляет его в белой горячке. А не падение, случайно, есть предтеча воспарению?..
Я опускаю многие подробности, например, о любви, о семье и проч.: итак уже заел вас своими виршами.
А о чистейшем Алешеньке, когда он только внимал, благолепно соглашаясь с Иваном, и стоит судить лишь по сей сцене. Незлобиво-ласковый, кротко-сосредоточенный и "ГЛУБОКО ЧУВСТВУЮЩИЙ" человек, уходящий своими корнями к образу князя Мышкина, где тот под гнетом мрачной действительности погибает, выдержавший все испытания "в миру", пожалуй, и есть самый удачный образ, когда-либо созданный Достоевским. Бесспорно, что идеализация и уподобление Христу может подорвать в читателе доверие к автору за "нарочитость и искусственность", но это не тот случай, уверяю вас. Алеша у меня ни на йоту не вызывает какое-либо недоверие али сомнение, ибо вымучен десятилетиями. Я искренне полюбил его искания, разочарования и, наконец, робкие проповеди, в которых главный акцент не на выспренность, а на смысл, что поистине вызывает благолепие пред его героем.
Я говорил, что это произведение есть апогей всего творчества наследия Достоевского, ибо оно, по излюбленному выражению автора, широко, ибо оно - средоточие всех характеров, созданных Ф.М. ранее. Но эти вопросы уже рассмотрены великими мужами, посему я не считаю целесообразным переносить "чужие" мысли в мою оценку. Да, она несовершенна и неполна; да, она чрезмерно высокопарна(причем по-лакейски); но, да простит мне бог мое тщедушие, я постарался выразить в своей первой рецензии(хотя бы тезисно, чертежно) краешек "собственного" восприятия всей вереницы мыслей Достоевского.549