Рецензия на книгу
Чтец
Бернхард Шлинк
bukarest_3 ноября 2013 г.Эту книгу я читала довольно давно и была несколько удивлена количеством лестных отзывов на нее, появившихся в последнее время. По первому разу книга не показалась мне сколько-нибудь значимой и запоминающейся. Соображая, что же это за «Чтец» такой, я смутно помнила описания профессорского кабинета, мыканье под чужой дверью и какую-то тетку. Ни одного яркого впечатления у меня не сохранилось. Но, опять же, сплошь отличные рецензии вокруг книги меня смутили. Я решила перечитать, освежить в памяти, возможно, изменить свое мнение.
Второй раз я читала внимательно и неторопливо, стараясь проникнуться, так сказать, духом книги, чувственностью, атмосферой и всем сопутствующим. Скажу честно – у меня не получилось. Литературные описания подростковой жизни меня интересовали только во времена моей юности, потом как отрезало. Стало скучно. Очень часто в голову забредала мысль, что не будь в книге пикантных сцен в ванне, ее бы давно отправили пылиться на самую дальнюю полку. Но охи и ахи по тому, как юного олененка приучали к собственному телу и знакомили с телом женщины сделали свое черное дело – книга притянула к себе всех, желающих поностальгировать на тему первого секса. Ни-ни-ни, я ни в коем случае это не осуждаю. Шлинк расписал любовную линию очень вкусно и с теплотой.
Точно так же, по-детски незаинтересованно, Шлинк описывает ту Германию. Школы, бассейны, парки, поля, дома, трамвайные пути. Все окутано золотой дымкой ранней юности героя, не способного замечать ничего вокруг себя. А ведь события развивались по очень страшному сценарию. Совпало так, что параллельно Шлинку я читала «Прощай, Берлин» Ишервуда. Какая идиллия довоенной страны у первого, и какой ужас у второго. Но юность не замечает черных красок, если, конечно, не желает замечать.
История процесса над нацистскими преступниками оставила у меня двоякое впечатление. С одной стороны для автора, как, наверное, и для всей Германии – это горе горькое. Мировой позор и все такое. В каждой семье оказался замаран отец, брат, дядя, сын, да и женщины не остались в стороне. И как быть? Как бросить камень в собственного отца или мать? Как осудить за то, что делала вся страна? То есть осудить-то можно, что немцы и сделали, но вот же они свои, родные, как спокойно наблюдать за тем, как их казнят, посадят в тюрьму на долгие годы? Меня тогда поразила мысль: как немцы сумели не скатиться в гражданскую войну после того, как их раздирали на части не только другие нации, но и они сами? Когда родители тихо вздыхали «жизнь была такая», а дети, подросшие после войны, с энтузиазмом начали судить и рядить. Пожалуй, впервые в жизни мне стало жаль не только «наших». А с другой, высказывания Шлинка о книгах узников концлагерей, написанные на его личный взгляд слишком сухо и неэмоционально, меня напрягли. Какое твое дело? – думала я, читая, - Кто ты такой, чтобы судить о том, как должны чувствовать люди, пережившие ад? Тебе не нравится стиль изложения. Но ведь не ради художественной красоты писались те мемуары. Шлинк скорбит о немецкой трагедии, тогда как еврейская вызывает у него недоумение какой-то «не такой» реакцией евреев. В общем, тут мы с автором резко разошлись.
Сама интрига книги для меня не стала чем-то сверх необычным. Трудно представить такую ситуацию в действительности, но главная героиня (вот я уже опять не помню ее имени, Марта что ли?) настолько оставила меня равнодушной, что мне было просто наплевать, что там с ней случилось и чем все закончилось. Эка невидаль, чего в жизни не бывает. Хотя я поняла, почему она оставила такой след в жизни главного героя, почему он вообще так долго поддерживал очень странные взаимоотношения с ней.
Главный герой Шлинка в зрелые годы – это песня. Песня во славу одиночки, самодостаточного и не заинтересованного в излишнем общении с окружающим миром. В его жизни мало близких людей, и тем не менее, показанные расставания с ними принесли герою чувство облегчения от того, что его, наконец, оставляют в покое. Он хочет быть один, это самое естественное состояние для него. Что ж, так бывает, и не сказать, чтобы редко. Герой – классический интроверт (простите за дешевую психологию), и круг общения он подбирает себе соответствующий. Несколько не очень близких знакомых, предсказуемо не лезущих в душу, коллеги по работе, от которых можно по-быстрому смыться под предлогом неких дел, отец, не горящий желанием видеть свою семью, чтобы прийти к которому, нужно чуть ли не записаться на прием. И она. Женщина, о которой сохранились самые яркие и острые воспоминания юности. Которая недосягаема для него. И что еще лучше – он недосягаем для нее. То есть абсолютно. Их общение контролируется исключительно им самим. Делаю, что хочу, говорю, что хочу и когда хочу. Никто не станет пристрастно оценивать, вмешиваться и выставлять на всеобщее обозрение. Такая ситуация могла бы стать опасной, если бы не исключительная порядочность главного героя. Не потому ли конец истории не несет в себе каких-либо страданий, что для главного героя это оказался самый лучший выход из ситуации – не приближаться слишком близко, не разочаровываться в оригинале, уже очень далеко ушедшем от образов, которые запечатлелись в его памяти?
Вот такая вот странная повесть господина Шлинка, которая мне не понравилась, но которую я все-таки перечитала, и теперь, похоже, уже не смогу забыть.
620