Рецензия на книгу

• 

  Аноним28 октября 2013 г.

  Наткнулся на неё ещё в школе. И эта книга стала одной из тех многих, что я начал читать, но в силу обстоятельств так и не дочитал. Я мечтал о ней долгих четырнадцать лет, и (спасибо моему другу и школьному товарищу) наконец заполучил.
  Я знал, что к прочтению нужно подходить серьёзно. Я откопал старый учебник истории и почитал о Позднем Средневековье, потом взял новый учебник истории и вновь почитал на ту же тему. Потом прочёл статью Дживелегова и несколько мелких статеек, не заслуживающих особого внимания, поскольку они всего лишь пересказывали Дживелегова.
  Я решил читать с карандашом, чтобы сразу отмечать то, что мне будет интересно, как человеку думающему, и как человеку пишущему. Лишь пару глав спустя я бросил карандаш, поскольку подчёркнутым оказался почти весь текст, а на полях не хватало места для разбора. И великанские хроники накрыли меня с головой.

  Дальше (+21)...

  
  Должен сразу сказать, что пятая часть сильно разочаровала. Она утомительна, она громоздка, она неповоротлива и тяжела. Она - не "Пантагрюэль" и даже не "Гаргантюа". Она - какой-то старый хрыч, который только и делает, что ноет. Даже описывая красоты мира. Нет ёмких, броских, колких, язвительных, выразительных образов, нет шуток в два штриха. Нет ничего, что было бы присуще четырём предыдущим книгам, кроме безуспешной попытки эксплуатировать образы, созданные Рабле. Аллегории, аллегории, аллегории, аллегории, от которых начинает тошнить. Излишняя поэтичность и - не побоюсь сказать - романтизм. А в конце - слащавый хэппи энд. Буээ. Таким трудом давшаяся мэтру Франсуа натуральность разрушена к дьяволу долбанной пятой частью. Поэтому знайте: всё, что я скажу о "Гаргантюа и Пантагрюэле", никак не относится к пятой части. Нет, я не умаляю её достоинств. Она написана более литературно, она высмеивает всё тех же, но по сравнению с "Гаргантюа..." ей не хватает изящества. Пятая часть ценна именно тем, что доказывает правильность стиля и способов подачи, которые избрал Рабле в остальных частях. При этом я полностью доверяю переводу Николая Любимова, будучи уверенным, что он передал язык "как есть", насколько это вообще было возможно.

  О языке.
  Я не вижу ничего плохого в языке. Не бывает плохих слов. Слова, пожалуй, - самое ценное и самое невинное, что у нас есть. Это люди вкладывают в слова смысл, придают им звучание, наделяют их большим, или меньшим значением. Многие писатели, драмматурги и комедианты используют "уличный" язык. Это придаёт остроты и реалистичности. А почему? Потому что, как ни крути, "уличный" язык распространён повсеместно, он - часть нашей жизни, причём такая его часть, которая как бы под запретом. Но слова (ох, сейчас я начну цитировать Джорджа Карлина, а я не очень-то люблю цитировать)... но слова, - эти грязные, дурные, плохие, сортирные, пошлые, вульгарные, непотребные, низкие, непристойные, гадкие, скверные, похабные, грубые, некрасивые слова, - произносят все. Дети - в тайне от родителей, родители - в тайне от детей. Рабле выбрал стиль не случайно. Он приблизил язык к разговорному, потом переступил черту и довёл всё до абсурда, смешав высокий слог и базарную брань, философию и скабрезности, реальность и вымысел. И у всего этого была определённая цель. С той же целью в книге так много анатомически точных описаний, и разных мерзостей. С той же целью так много отсылов к существующим и несуществующим книгам. С той же целью в ней одинаково много правды и выдумки. Что это за цель? Я поясню.

  Об иронии и самоиронии.
  Рабле постоянно обращается к читателю. Перед каждой новой книгой он берёт вступительное слово, чтобы поговорить с читателем напрямую. Без скользких метафор. Но Рабле лукавит, и даже здесь проявляет изрядное остроумие, чтобы отсеять дураков и говнюков ещё на подступах к книге. Он ставит читателя перед выбором: смеятья вместе с Рабле, или же быть осмеяным им. Третьего не предлагая.
  "Достославные пьяницы, и досточтимые венерики", обращается к нам Рабле, а мы смеёмся. Мы смеёмся либо потому, что это правда, и мы смеёмся над собой, либо потому что это не про нас, и мы смеёмся над другими. Только дурак не посмеётся и сочтёт за оскорбление. Ну, на то он и дурак.
  А ведь это только начало. Дальше будет ещё веселее, и язвительнее. Ханжи и скудоумцы, святоши и фанатики, убеждённые юристы, бюрократы, и прочие лицемеры отсеиваются, поскольку для них это слишком тяжело: читать Рабле. Ты думаешь, что великий мэтр Алькофрибас Назье смеялся только над теми, кто описан в книге? О нет! О нет. Он смеялся и над теми, кто будет её читать. Я так и вижу, как "великий британский учёный" наталкивается на доказательство абсурдной идеи, опирающееся на трактат "de Stercore", и как этот "учёный" бежит в ближайшую библиотеку, пытаясь отыскать даже не сам трактат, а хотя бы упоминание о нём, и мне смешно. Я смеюсь над расфуфыренными дамочками, благовоспитанными настолько, что даже двусмысленная шутка вызывает у них рвоту. Не сложно представить, как они натыкаются на главу "о том, каким весьма странным образом появился на свет Гаргантюа". Ох, что ж с ними в тот момент творится! Я смеюсь вместе с Рабле. Я точно знаю, что одним из тех, над кем смеётся мэтр, являюсь я, но это никак не омрачает моего веселья.

  О веселии, а равно и о способах смеяться и смешить.
  Так какую цель преследовал Рабле? Всё очень просто: он хотел посмеяться над всеми.
  И посмеялся. Это идеальная книга. Она привлекает разные слои. И интеллигентов, и крестьян. Первых - остротой мысли, изысканностью шуток (о, если тебе не попалось ни одной изящной шутки, ты очень плохо читаешь), различными философскими мыслями и прочим. Об этом и так довольно написано. Вторых - фантастичностью и "вульгарностью". Люди хотят читать приключения, люди хотят читать о сказочных героях, люди хотят читать про пердёж и еблю. От этого никуда не деться. К тому же у Рабле всё настолько броско и ненавязчиво, всё так последовательно и непредсказуемо, всё так натурально и гротескно, что просто грех не посмеяться.
  А сколько приёмов использует Рабле! Я уже упоминал некоторые из них. Постоянный контакт с читателем. Смешение стилей. Натуралистичность и преувеличение. Пародии. Надо сказать, что книга изначально была пародийной. Сравнения, олицетворения, метафоры, аллегории, аллюзии, гиперболы, коих изобилие. "Гаргантюа и Пантагрюэль" - просто кладезь средств художественной выразительности. Едва ли найдётся такое, которое бы здесь не использовалось. Оксюмороны, сарказмы, риторические вопросы и утверждения, и прочее, и прочее, и прочее.

  Рабле смешит и смеётся и не чурается средств. И мы смеёмся вместе с ним. Именно так и следует жить. Потому что если быть слишком серьёзным, недолго свалиться от удара в челюсть. Улыбайтесь, люди. Смейтесь. И даже если вы не разделяете юмор Рабле,
  валите к Дьяволу. Аминь.

  8

  119