Рецензия на книгу

• 

  Аноним26 октября 2013 г.

  Жизнь давно меня научила,
  что музыка и поэзия -
  это самое лучшее
  из того, что в ней есть.
  Разумеется, кроме любви.
  Я. Сейферт. Быть поэтом.

  Эта книга представляет собой антологию поэзии лауреатов Нобелевской премии по литературе.

  Никогда еще мне не доводилось знакомиться с творчеством стольких нобелевских лауреатов сразу. Никогда мне еще не приходилось читать столько стихов сразу. На Карлфельде я начала проигрывать у себя в голове музыку, на которую легли бы эти стихи, на Милоше я уже начала наигрывать ее на фортепиано. А поставить оценку этой книге я, конечно же, не могу, потому что все поэты в ней разные, и стихи - разные, и равнять всех под одно количество звездочек мне как-то не представляется необходимым.

  Прежде, чем что-то говорить о каждом из поэтов, я хочу оговориться: переводная поэзия - это, в сущности, как больничная еда, у которой нет ни вкуса, ни запаха, одни питательные компоненты. Переводная поэзия лишена мелодики оригинального языка и задающих настроение нюансов, и мне остается лишь вчитываться в мысль и в метафоры, глотая вымученные рифмы на глаголы и не к месту понаставленные междометия. Поэтому, в сущности, здесь можно сказать что-то лишь о Бродском, но это вовсе не вынуждает меня обходить молчанием остальных поэтов. Раз уж мне так не повезло, что эта еда досталась мне без вкуса и запаха, вовсе не значит, что она не принесла мне никакой пользы.

  Мама учила меня прятать простыни под кат.

  О каждом из представленных в антологии я напишу довольно рвано и фрагментарно, больше ориентируясь на собственные ассоциации, чем на какие-то объективные факторы.
  1. Сюлли Прюдом.Степенная, причесанная, выверенная парнасовская поэзия, которой нельзя простить ни Толстого, ни Чехова, ни кого-там-еще-номинировали на первую премию по литературе. Даже автор сопроводительной статьи "о лауреате" между строк признает, что это был какой-то дурацкий конъюнктурный выбор, мол "больше таких поэтов во Франции на тот момент не было". Но, как говорится у Кэрролла - "другого такого, а не лучше".
  2. Фредерик Мистраль. Под стихи Мистраля удобнее всего радоваться жизни, потому что они радостные, фанфарные, полные вкуса и какой-то неугасимой юношеской страсти. Можно сказать, что поэзия Мистраля - кинестетическая, с большим количеством ощущений и чувственных образов, которые описаны весьма полно и сочно.
  3. Джозуэ Кардуччи. Как видно здесь, и будет видно дальше, итальянская поэзия отличается какой-то художественной монументальностью - не в смысле эпичности или насыщенный, строгих рифм, а в смысле... ну, вы когда-нибудь были в итальянских музеях? Вот, Кардуччи - это как раз что-то вроде итальянского музея. Изысканно, живо, красочно - и все-таки, будто из мрамора или глины.
  4. Уильям Батлер Йейтс. Йейтс - очень ирландский. Не знаю, почему, но его стихи буквально дышат Ирландией. Они прохладные, отдают морским климатом и некоторой религиозной созерцательностью.
  5. Эрик Карлфельдт. Поэзия Карлфельдта объяснила мне, почему в Швеции так много музыкальных коллективов, поющих на фолк-тематику. Вернее, я индуктивным путем вывела, что это некая тенденция шведской культуры - делать из природы объект мифологического изучения, добавлять нотку фатализма, и вуаля... мой внутренний голос читателя уверился, что поэзия Карлфельдта превосходно ложится на традиционные фолковые мотивы, и радостно их распевал. А вообще, на самом деле, это чудесно, когда переводная поэзия сохранила свою музыкальность.
  6. Габриэла Мистраль. Мистраль прекрасно пишет о смерти, не менее прекрасно пишет о жизни, а еще надрывно-знакомо - о материнстве (сложно представлять, как такие знакомые мотивы рождались на противоположной стороне земного шара). Вся поэзия у нее по-хорошему надрывная, страстная, отчаянная.
  7. Томас Стернс Элиот. Его поэзия - это верлибр, пересыпанный метафорами и аллюзиями. Элиот завораживает. Элиота, впрочем, многие знают, поэтому много говорить я о нем не буду. Да и не могу, я же заворожена.
  8. Хуан Рамон Хименес. Еще один поэт, восхитительно пишущий о смерти. В мою голову вообще закрадывается подозрение, что испанский - лучший язык для того, чтобы писать о смерти.
  9. Сальваторе Квазимодо. Здравствуй, итальянская монументальность, это снова ты. Квазимодо, однако, выигрывает тем, что в его поэзии больше любви и фантазирования, что делает его стихи не такими мраморно-глиняными, привносит в них дуновение свежего ветерка. Ну, и верлибр здесь тоже делает свое дело. Да и вообще, стихи Квазимодо более созерцательны, чем стихи Кардуччи, в них чувствуется и время, а не только пространство, и они не такие "тесные".
  10. Сен-Жон Перс. Перс тоже завораживает. Его поэмы - это даже не поэмы, это какие-то истории, в которых одна строка разрастается в целый абзац.
  11. Георгос Сеферис. Греческая поэзия - такая греческая: в ней есть солнце, песок, Античность и смоковницы. И на вкус она такая же, как Греция, одновременно тяжеловесно-античная и свободно-средиземноморская. От своего последователя-соотечественника Сефериса отличают его стихотворения политической направленности - про кровь, кости и несправедливость.
  12. Нелли Закс. В каждом стихотворении Нелли Закс - плач по Холокосту с кровавыми подробностями. Это, конечно, поэтический плач и поэтические подробности, но это дела не меняет: Холокост - поэтическая ниша Нелли Закс, и премию, как я поняла из сопроводительной статьи, ей дали больше "за верность теме", чем за саму тему или за ее живописные образы.
  13. Пабло Неруда. Шикарный латиноамериканский размышлитель, сам-себе-вопросы-задаватель, сам-же-на-них-отвечатель, ироничный, самоироничный и сам себе интересный поэт.
  14. Эудженио Монтале. Поэзия Монтале больше европейская, чем чисто итальянская, поэтому она наименее монументальна из всех троих итальянских нобелевских лауреатов. В ней есть и социальные мотивы, и воспевание природной красоты, и размышления о течении времени, погружение в себя, наблюдение за своим внутренним "я".
  15. Висенте Алейсандре.Я не могу выделить какой-то одной черты, которая зацепила меня в поэзии Алейсандре, но могу сказать, что его стихи мне понравились. Удивительно, что он один из немногих поэтов в антологии, у которых в выборке оказалось так много стихотворений о любви.
  16. Одиссеас Элитис. Стихи Элитиса такие же греческие, как у Сефериса, но в них меньше политики и больше мифологии. И я имею в виду не традиционные сюжеты на олимпийскую тематику, а, так сказать, "бытовую мифологию" - мотив сотворения человека некой прихотливой силой, одушевление природы (причем чем пассивнее природа, тем настойчивее одушевление).
  17. Чеслав Милош. Поэзия Милоша однозначно социальна, и поэтому, наверное, гораздо понятнее. В ней есть налет депрессивности, пессимистического разочарования, горькой иронии, которая иногда сходит к откровенному издевательству, а иногда - к фантастической футуристике.
  18. Ярослав Сейферт. В сопроводительной статье написано, что Сейферт - пролетарский поэт, но посмотрела бы я на тот пролетариат, для которого он пишет. Хотя, конечно, именно поэтому Сейферт так неуклюже разнообразен: вот про любовь, вот про грибы, вот про социальное угнетение.
  19. Иосиф Бродский. Бродского у нас, по-моему, знают все, поэтому писать о том, на что похожа его поэзия, я не буду. Напишу о другом - почему-то для этой антологии выбрали кучу стихов о рождении Иисуса. Бродский, конечно, много писал о Рождестве, но его поэзия, по сути, в этой книге представлена однобоко: вот я ругаю страну, в которой живу, вот я ругаю страну, в которой жил, а вот родился Иисус, и еще раз родился Иисус, и еще раз! В общем, не самая репрезентативная подборка, и сдается мне, что так обошлись не только с Бродским.
  20. Октавио Пас. Пас превосходно играет с временем, замыкает пространство, фантазирует и обращается к индейским мотивам. А еще (ну он же пишет по-испански) пишет о смерти.
  21. Дерек Уолкотт. Уолкотт готичен в том смысле, в котором готичны Фолкнер и Капоте, и уже во вторую очередь, на мой взгляд, поэт.
  22. Шеймас Хини. Поэзия Хини, по-моему - это езда на фермерском тракторе по ирландскому чернозему. В этом есть, конечно, своя романтика, но премию ему, скорее всего, дали за стихи о независимости Ирландии.
  23. Вислава Шимборская. Поэзия Шимборской похожа на музей естественной истории - в том числе и той истории, которой не было. Она пишет об эволюции. Некоторые ее стихотворения похожи на научную фантастику. Некоторые представляют собой саркастический исторический экскурс. Если в большинстве случаев история не терпит сослагательного наклонения, то в случае с Шимборской она сама послушно ложится в любое наклонение, даже самое сослагательное.

  Таким образом, самое больше впечатление на меня произвели Габриэла Мистраль, Неруда, Милош и Шимборская. Особняком стоит Бродский, который уже произвел на меня это впечатление ранее. Чуть менее впечатлили, но все равно прекрасны Элиот и Хименес. Определенными произведениями или какими-то деталями мне пришлись по душе Сен-Жон Перс, Нелли Закс, Монтале, Алейсандре, Сейферт и Пас.

  Теперь немного о "сопроводительных статьях", о которых я уже говорила. Они высокопарны.Они - как из учебника литературы, который учит тебя уважать даже то, что ты не понимаешь. Даже не уважать - восхищаться, чтобы можно было заучить наиболее музейные формулировки и потом выдавать их на-гора каждому желающему. Однако ближе к финалу эти статьи становятся вполне удобоваримыми - то ли ровесниками не так увлекательно восхищаться, то ли статьи просто стараются следовать тону самой поэзии, но стандартные фразы вроде "из этого вырос поэт" из текстов постепенно выползают. Но в содержательном плане к этим статьям придраться сложно - они рассказывают о поэте, его жизненном пути, оказанном на него поэтическом влиянии предшественников, указывают формулировку, с которой поэту была присуждена Нобелевская премия. Эти статьи весьма познавательны и интересны.

  По хронологии лауреатов, кстати, можно проследить, на какую тематику велся комитет в каждое десятилетие. Все начиналось с возвышенной литературности, постепенно переходя к социальности, пока не взорвалось в последней третий двадцатого века букетом премий противникам тоталитарных режимов. Впрочем, можно одновременно быть противником тоталитарного режима и превосходным поэтом (я не представляю, как можно наоборот).

  Итог. Эту книгу надо выдержать. Антологии не читаются за пару дней от корки до корки, если, конечно, вам не стукнуло это в голову, как мне. Лучше всего читать ее месяц, растягивая по автору в день, или открывать раз в полгода на особенно полюбившихся страницах. Потому что это, в сущности, не настоящая книга, а несколько разных книг, которые объединяет лишь то, что они когда-то понравились Нобелевскому комитету.

  10

  363