Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Зависимость

Тове Дитлевсен

  • Аватар пользователя
    wondersnow31 октября 2022 г.

    Каждый нуждается в чём-то, чтобы выдержать жизненные испытания.

    «Кажется, что за стенами зелёных комнат жизни других людей проносятся в ритме дроби барабанов и литавр, на меня же дни падают беззвучно, как пыль, – один точь-в-точь как другой».

    __Детство и юность остались в прошлом, но мечтательная и талантливая Тове узрела пред собой не огромный и прекрасный мир, о котором она, любуясь луной, когда-то грезила ночами напролёт, она попала в замкнутый и тоскливый дом, в котором не было ни любви, ни счастья, – и дело было не только в неудачном первом замужестве. «Комната наполняется прохладной серебристой тишиной, будто должно произойти что-то фатальное», – это удушающее чувство бродило за девой из квартиры в квартиру, из дома в дом, пока она меняла одного любовника на другого, выходила замуж и разводилась, искала, находила и обжигалась. Эти наивные мечты этой простодушной девушки, что она наконец нашла свою любовь... Признаться, читать это было очень страшно, и страшно не только потому, что все её мужчины были жалкими и мерзкими, а потому, что во всём этом безумном метании виделось громкое, острое, разрывающее душу отчаяние: она боялась одиночества. Тове так и не выросла из своего детства, она пронесла с собой во взрослую жизнь все свои травмы, нанесённые родителями и окружающими, и ей хотелось лишь одного – чтобы кто-нибудь её понял. Этого так и не случилось. Любовники, мужья, дети – никто не смог приблизиться к ней, она до самых последних минут оставалась всё той же маленькой девочкой, что так любила сидеть на подоконнике и раскрывать душу холодным мерцающим звёздам, будто они и только они могли её если не понять, то хотя бы выслушать...

    Но всё-таки было кое-что, что наполняло жизнь Тове смыслом: писательство. Читая её откровения, понимаешь, каково это – быть писательницей, которая живёт только ради того, чтобы писать. Казалось, она постоянно витала в облаках, и так оно по сути и было, ибо она только и могла что думать о своих волшебных строках, которые так и просились перенестись на бумагу, в её голове всегда жили слова и истории, ей были безразличны слава и деньги, она просто хотела творить. «Я усаживаюсь за печатную машинку, мою единственную оставшуюся надежду в этом всё более незащищённом мире», – и пока всё вокруг разваливалось, а её собственная жизнь постоянно пребывала в раздрае, она писала, а когда она не писала, она мечтала об этом. Её откровение о том, что даже на борьбу с зависимостью она решилась только лишь потому, что иначе она не смогла бы писать, поразило, но в этом вся суть: то было единственное, что давало ей стимул дышать и существовать, больше её ничего не интересовало. Подумать только, как могла бы сложиться её жизнь, если бы ей не внушали с самого детства, что женщина не может писать, женщина должна сидеть дома, одни сплошные не может и должна, суровые и беспощадные, губящие саму жизнь. «Иногда кажется, что я совершенно не способна хоть кого-то любить, словно во всём мире для меня нет никого, кроме меня самой», – и разве можно судить Тове за то, что она такой выросла? Разговор с её матерью, когда та призналась что ненавидит детей, был весьма показателен: сама Альфрида была очень несчастна в этой серой семейной жизни, и при этом она же и подтолкнула свою дочь к подобному существованию. Трагедия, самая настоящая трагедия.

    __Тяжёлая, гнетущая, печальная история. То, с какой сухостью и даже отстранённостью Тове исповедуется перед читателем, усиливало впечатление, становилось больно, очень больно за неё и всех тех женщин, которых подавили, забили и уничтожили. «...в этом женском мире, наполненном кровью, тошнотой и температурой», – читая о том, как испуганная девушка металась по всему городу, пытаясь найти врача, испытываешь самую настоящую ярость, потому что это чертовски неправильно, что за женщину все пытаются всё решить – кем ей быть, работать ей или нет, когда рожать и рожать ли вообще. Тове прям-таки вбили в голову мысли о том, что она обязана выйти замуж и сразу же родить, и она, уже самостоятельная и получившая первое признание, и подумать не могла о том, что может жить как-то по-другому, жить так, как хочется ей, а не окружающим. Вот она и искала, ранилась, ошибалась, осознавая при этом всю ошибочность своих решений, но сделать она с этим ничего уже не могла, тем более когда перешла линию невозврата. Да, это и правда трагедия. «Копенгагенская трилогия» вызвала целую бурю самых разных эмоций, и пусть по большей части переживания писательницы мне и чужды, я, насмотревшись на истории других людей, могу твёрдо сказать: я её поняла. И мне очень жаль. Эта история драгоценна, она показывает, каково это – быть сломленным человеком в сломанном мире, и возможно она сможет кому-то помочь что-то понять и принять, взяться за себя, пока всё вокруг продолжает рассыпаться.

    «За окном – злой и сложный мир: его нам не пересилить, он хочет смести нас прочь».
    34
    360