Рецензия на книгу

• 

  NeoSonus19 октября 2022 г.

  Кот Шрёдингера и Цинциннат Ц.

  Возможно, это не просто совпадение, что практически в одно и то же время на свет появился мыслительный эксперимент австрийского физика-теоретика Шрёдингера про кота, а в Германии Владимир Набоков за три дня написал роман «Приглашение на казнь».

  Коробка закрыта. Кот заперт. Яд внутри. Кот одновременно жив и мертв. Абсурд с точки зрения здравого смысла.
  Цинциннат Ц. осужден на смертную казнь за свою непрозрачность в Новом Мире всеобщей открытости. Тоталитаризм предъявляет свои права на полный контроль за жизнью каждого человека. Абсурд с точки зрения здравого смысла.

  Кот Шрёдингера возможно жив, а возможно мертв.
  Цинциннат Ц. возможно жив, а возможно уже мертв.

  Когда система перестаёт существовать как смешение двух состояний и выбирает одно конкретное?

  Физика и литература одновременно задаются одним и тем же вопросом. И конечно, это вовсе не совпадение, что теория и роман появились после 1933 года, когда Гитлер легитимно пришел к власти.

  «Мне совестно, что я боюсь, а боюсь я дико, - страх, не останавливаясь ни на минуту, несется с грозным шумом сквозь меня, как поток, и тело дрожит, как мост над водопадом, и нужно очень громко говорить, чтобы за шумом себя услышать. Мне совестно, душа опозорилась, – это ведь не должно быть, не должно было быть, было бы быть…»

  Цинциннату Ц. уже вынесен приговор. Он ждет исполнения. Он не знает точной даты своей смерти, не понимает сколько ему еще осталось, не представляет, как именно все закончится, у него нет никаких прав и никаких надежд на спасение. И он может… ну вот может составить вместе с адвокатом прошение, чтобы получить протокол суда (только надо указать с какой целью). Может читать книги. Может писать. Может изучать в сотый раз правила поведения заключенного. Может написать благодарственное письмо. А еще очень желательно, чтобы Цинциннат был бы более добрым, милым, понимающим. Ведет он себя, мягко говоря, бестактно. Люди стараются-стараются ради него, а он, вон, бука какой… Даже еду не доедает, а между прочим, кто-то готовил ее! Какое неуважение!

  «Я у тебя не прошу долгих вдовьих воздыханий, траурных лилий, но молю тебя, мне так нужно - сейчас, сегодня, - чтобы ты, как дитя, испугалась, что вот со мной хотят делать страшное, мерзкое, от чего тошнит, и так орешь посреди ночи, что даже когда уже слышишь нянино приближение, – "тише, тише", – все еще продолжаешь орать, вот как тебе должно страшно стать, Марфинька…»

  Я никогда не читала Набокова. Я не знала о том, насколько изумительный язык у него. Сердце как пух, абрикосовая луна, крупный, колкий, круглый, трескучий гром. Я не знала, что «Приглашение на казнь» сюрреализм, мой мозг хронически сопротивляется таким условиям игры. Мне нужна логика, любая, хоть какая-нибудь, корявая, аморальная, безнравственная, жестокая, но логика. А мир, приговор, люди вокруг Цинцинната противоречат всякому здравому смыслу. Мир, в котором всё перевернуто вверх дном. Мир недочеловеков и недолюдей, кукол, декораций, обмана, фарса. Где жена на свидании с мужем, отлучается на минутку (точнее на сорок пять), чтобы переспать с другим мужчиной. Мир, где узник должен проявлять любовь, уважение, восхищение к своим тюремщикам. Мир, где тебе кажется, что ты есть, а на самом деле тебя нет.

  Писать о самом разбираемом и интерпретируемом романе Набокова кажется делом бессмысленным. Можно ли добавить что-то новое к тому, что уже миллион раз читали и два миллиона раз обсуждали? Мне нечего добавить к этой лавине критических и научных статей, курсовых и дипломных, профессиональных рецензий филологов/ культурологов и видео лекций профессоров. Я остаюсь со своим. Карусель абсурда, искаженное от ужаса лицо главного героя, животный страх в глазах, отталкивающие, мерзкие гримасы остальных героев. Тупые лица. Плоские носы. Бессмысленный взгляд. И бабочка, помните, та ночная бабочка на рукаве Родиона, которая была одновременно такой хрупкой, уязвимой, и вызывала такой страх у стражника….

  Самое страшное – не грех, не злость, не напускная веселость и ложная симпатия, не фальшь и обман, не надежда и даже не смерть. Равнодушие. Безразличие. Обесценивание.

  И так холодно, так гулко-пусто на душе, что хочется, как в романе:

  «Тогда Цинциннат брал себя в руки и, прижав к груди, относил в безопасное место»

  33

  920