Рецензия на книгу

• 

  Аноним15 октября 2013 г.

  Он пытается представить себе, как его душа растягивается и становится такой тонкой и широкой, что охватывает весь земной шар. Или, как паутина, соединяет невидимыми нитями тысячу людей, получивших то, что он больше не может контролировать, — его руки, глаза, частицы мозга — все, что подчинено теперь иной воле и стало частью иных тел. Сохраняется ли при этом сознание?
  Продолжает ли его сознание существовать как единое целое, когда части его тела рассыпаны, как колода карт, или душа его уже не знает ни надежды, ни тревоги и находится где-то далеко — дальше, чем рай и ад, за пределами вечности?
  

  В какой части тела находится душа? В лобной доле мозга, в сердце или в татуировке акулы, выбитой на запястье? Может ли человек считаться живым, если все его части продолжают жить отдельно друг от друга, в организмах других людей? Эти непростые вопросы задает нам Нил Шустерман в своей книге «Беглецы». Хватит ли у вас смелости попытаться на них ответить?
  Итак, разборка подростка на части – не смерть – это переход в новое состояние – таков посыл взрослых в книге Нила Шустермана «Беглецы». Стать донором органов – значит принести пользу государству и всем его жителям. Итог – полное отсутствие в обществе больных и инвалидов. Отказало сердце? Пересадят молодое и здоровое. Лишился руки или ноги? Без проблем пришьют любую конечность. Все счастливы и довольны! А то, что под жертвенный нож попадают невинные (и не очень) подростки … Дескать, это ведь не смерть, в самом деле, человек продолжает «жить» в телах других людей. К тому же дети сами заслужили такую судьбу, не смогли стать достойными членами общества, хулиганили, воровали, получали плохие оценки, словом, делали все, свойственное обычным тинэйджерам. И за это были отданы на «разборку». И не кем-нибудь, а своими собственными родителями, которые совершили так называемый «ретроспективный» аборт. Конечно, обычные аборты в книге Шустермана строго запрещены. Все логично, биологический материал бесценен. К чему разбазаривать его, убивая ребенка в чреве матери? Гораздо целесообразней дать ему вырасти, а потом разобрать на органы. Бесчеловечно, жестоко, но весьма правдоподобно.
  Отказаться от такого вида мироустройства практически невозможно. Вновь встанет вопрос болезней и увечий, эволюция буквально повернет вспять. А значит, родители продолжат подписывать разрешение на разборку, а дети совершать побег.

  На самом деле, я большая поклонница антиутопий. В большинстве из них присутствует одна общая черта – отсутствие хеппи энда. Потому что хороший конец антиутопии – это утопия, а утопий в жизни не бывает. Но «Беглецы» книга подростковая, а значит, хороший конец присутствовать обязан. На протяжении всей книги я гадала, так какой же конец выберет автор? Выживут герои, или отправятся на разборку? Оказалось серединка на половинку, не хеппи энд, но с надеждой на будущее. Главные герои потрепаны, но живы. А значит, все будет ХОРОШО.
  Больше всего меня растрогал эпизод «воссоединения» Адмирала со своим разобранным сыном Харланом.
  

  
  Выйдя в сад, Адмирал с женой чувствуют, что их сын здесь. Его голос складывается из сотен голосов гостей, собравшихся на праздник. Они болтают и разговаривают. Среди них есть мужчины и женщины разных возрастов, мальчики и девочки. К одежде каждого прикреплен бейджик, но на нем нет имени и фамилии. Сегодня персональная информация не имеет значения. «ПРАВАЯ РУКА» — гласит бейджик на лацкане пиджака одного молодого человека.

  Здесь автор частично дает ответ на представленный в начале рецензии вопрос. Но что на самом деле проснулась в людях, носящих в себе органы разобранного юноши, его душа, или мышечная память? А может быть, у старика просто разыгралось воображение? Кто знает…

  Тема донорства не была бы до конца раскрыта, если бы автор не дал подробное описание процесса разборки. А оно оказалось действительно ужасным. Слабонервным и беременным женщинам читать не рекомендуется. На протяжении всей процедуры подросток остается в сознании. Он обездвижен и не чувствует боли, но понимает все, что с ним происходит, до тех пор, пока дело не доходит до разборки мозга.
  

  
  Левая лобная доля.
  — Мне… мне… мне… как-то нехорошо.
  — Левая затылочная доля.
  — Я… я… я не помню, где…
  — Левая теменная доля.
  — Я… я… я не помню, как меня зовут, но… но.
  — Правая лобная доля.
  — Я все еще здесь…
  — Правая затылочная доля.
  — Я все еще…
  — Правая теменная.
  — Я…
  Мозжечок.
  — Я…
  Таламус.
  — Я…
  Гипоталамус.
  — Я…
  Гиппокамп.
  Медулла.

  6

  40