Рецензия на книгу

• 

  Аноним10 октября 2013 г.

  Достоевский. Вот с кем у меня продолжительные и стойкие отношения, балансирующие даже не на грани любви и ненависти, а уважения и стойкой неприязни, раздражения. И дело даже не в том, что он поднимает со дна человеческой души весь ил, который облепляет тебя, вызывая чувство моральной нечистоплотности, а в совершенно нереалистичных персонажах, откровенных психопатов и невротиков, в уста которых он вкладывает мысли и идеи, за которые ему низкий поклон. Но все эти слова высказываются в такой экзальтированной форме, с жуткими истериками, обмороками, прогрессирующими заболеваниями на нервной почве, что сначала просто диву даешься, а потом элементарно устаешь. Вообще, сама идея взять как сцену действия пару десятков квадратных километров, заселить их отъявленными неврастениками и назвать это место Россией, была бы очень иронична, если бы не была пронизана до самых корней драмой не русской, а просто человеческой.

  Язык. Тянущийся, терпкий, редко затрагивающий описания интерьера, природы, а мощным потоком выплескивающий на бумагу бесконечную череду преследующих друг друга идей. К нему быстро привыкаешь, но четкий и мягкий слог того же Моэма, к примеру, импонирует мне куда больше. Что можно сказать одной меткой фразой, размазывается на страницу, а то и десяток страниц. Да, красиво, да, изящно, да, декоративно, но слишком вычурно. Все-таки между остротой и глубиной слога, я выберу первое. Также меня удивил покровительственный, старческий тон писателя, словно герои дети малые. Слово "сладострастный" и его производные, будь это "скверная сладострастная слюна на губах" или звучащие более безобидно "сладострастные наслаждения", теперь неотрывно связаны у меня именно с Карамазовыми.

  Персонажи. То, что они все излишне эмоциональны, склонны к саморазрушению и все свое свободное время развлекаются интеллектуальным онанизмом идет по умолчанию. Лучше рассмотреть их отличительные, так сказать, черты.
  Моим безусловным фаворитом оказался Иван, понравившийся мне с первого своего появления и растянувший это чувство до последних строк романа. Он наиболее реалистичный, не так подробно рассмотренный в увеличительное стекло и детально разложенный на части, отличающийся здравыми суждениями и адекватными поступками. У него есть и гордость и решимость, не такая яростная, как у Мити, но более спокойная. И главное - он какой-то очень цельный, независимый, если его старшего брата швыряет из стороны в сторону, младший Алеша пока еще робко действует от противного, то средний идет по пути своему пути, да, Карамазовскому, может, даже более выраженному чем у остальных, но его шаги осмысленны, его спина пряма и он знает, куда эта дорога его приведет.
  Алексей показался мне блаженным, он, безусловно, наиболее положительный персонаж в книге, но не трогает ни его безусловная доброта ко всем окружающим без разбору, ни его какая-то детская сентиментальность. Простите за богохульство, но больше всего он похож на недоделанного Иисуса.
  Дмитрий же словно зверь, который довольно урчит, если ему дать то, что он хочет, и дичает при отсутствии желаемого и начинает строить планы о спасении своей души. Но получив свой кусок счастья, он его быстро рвет зубами и снова воет на луну. Замкнутый круг, выбраться из которого у него есть силы, но нет терпения.
  Женские персонажи, Катя и Грушенька, получились схожими в главном - вся их жизнь посвящена истязанию себя и объекта своей любви. Жертвенная любовь с примесью мести за эту жертву. Садизм и мазохизм в одном флаконе.
  Федор Карамазов, прожигатель жизни с улыбкой до ушей и полным осознанием собственного ничтожества, которым он так любит бравировать, оставил скорее положительные эмоции, он вносит хоть какие-то веселые краски в это мрачное семейное полотно.
  Самым загадочным для меня оказался Смердяков. И это мне действительно нравится. Мотивы всех персонажей так подробно разобраны на протяжении всей книги, повторены на последних страницах мнения всех сторон, что одно белое пятно вызывает даже какое-то умиление.

  Эту книгу свойственно возносить над остальными, наделять ее какой-то непостижимой властью, тайными знаниями. В ней есть свое очарование, в ней глубина. В ней вообще много всего есть. Но особенной я назвать ее не могу.

  Возможно, это чисто по Достоевскому "есть атеистический вопрос, вопрос современного воплощения атеизма, вопрос Вавилонской башни, строящейся именно без бога, не для достижения небес с земли, а для сведения небес на землю." Что же, пусть будет так.

  6

  52