Рецензия на книгу

• 

  Аноним6 октября 2022 г.

  Советская литература. Художественно-документальное.

  Про что: первая мировая, революция, гражданская. Как это все переживалось, воспринималось, осмысливалось большей частью населения бывшей Российской империи - преобразовавшейся... впрочем, еще в момент преобразования.

  Книжка является уникальным документом... Если вы хотите понять - услышать - почувствовать - как это все было, какие это были люди... в те судьбоносные и роковые годы начала ХХ века... тогда определенно надо это читать.

  Вот я как будто все углубляюсь в историю вопроса. )) В смысле - вот писания Алексиевич (которые и принесли ей в итоге нобелевку, правда, как я думаю, по другим причинам)... Когда я раздобыла в библиотеке "Были горы Высокой" и стала перечитывать, то поняла, что Алексиевич сама ничего не изобретала... А гораздо раньше такую форму придумал Горький. Ну, или она выросла из его идеи - о записи рассказов рабочих. Это было в 30-е. А сейчас вижу, что и Горький тут не первопроходец... так сказать... А еще раньше - в 20-е - по этому принципу работала неизвестный сейчас автор - Софья Федорченко...

  Софья Федорченко, как можно понять из скупых упоминаний в предисловии и в интернете, относилась к российской интеллигенции гуманитарно-просветительского толка. Когда началась первая мировая, пошла на фронт в качестве медсестры.
  
  Вот работая в госпиталях с ранеными, она и стала прислушиваться к их разговорам, что-то стала записывать и т.д. Первая часть - про первую мировую - вышла еще вроде до революции. В смысле, до октябрьской. В 1917 году. Затем она продолжала какую-то работу с людьми, как упомянуто - в разных комитетах по помощи голодающим. Ну и продолжила свои записи. В последующем она их опубликовала в еще нескольких частях - про революцию и про гражданскую. Правда, с последней частью - это были 20-е годы - уже вышли сложности.

  Как я поняла, первую публикацию автор скромно сопроводила пояснением - ну вот про это про все. Что записывала разговоры, высказывания солдат. Книжка вызвала большой интерес, это был успех. Автор продолжила свою работу. Следующая публикация тоже пользовалась успехом. Как везде указывают - этот материал стали широко использовать другие авторы, в том числе и с куда более громкими именами. Например, А.Н.Толстой - в "Хождение по мукам" (это я в википедии посмотрела). Далее начинается туман и расхождение... Где-то указывается, что вроде как автор высказала недоумение и недовольство таким свободным использованием ее трудов, даже без упоминания имени... после чего на нее набросилась тогдашняя креативно-интеллигентская тусовка и начала организованную травлю (время идет, в нравах этой части общества ничего не меняется). Где-то указывается, что вроде как пресса решила взять интервью у автора, и она там что-то наивно поведала... Ну, в общем, итог один и тот же. Автора смешали с грязью, книгу задвинули - из культурного поля она просто исчезла. И даже заступничество Горького, Чуковского и Маршака никак не помогло. Как везде указывают, особо старался тут Демьян Бедный.

  В общем, судя по всему, первоначально все это восприняли как чисто документальный материал. А потом, когда автор дала свои простодушные и наивные пояснения - что она делала художественную обработку - интеллигентская публика почувствовала себя обманутой и взбесилась. Автора обвиняли в мошенничестве, все такое. В плане, что если рассматривать документальный момент - то появились какие-то высокоученые специалисты и рассуждали, что собранный таким образом материал не имеет научной ценности, потому что не выполнены строго рекомендованные правила - не зафиксировано ФИО рассказчиков, место и обстоятельства и т.д. А если рассматривать художественный момент - то в этом автору просто отказали, обвинив что ли в классовой слепоте и узости. И т.д.

  В общем, получился такой же эффект, как в свое время с... как там этот американский автор, написавший книжку про индейцев? (заглядывая на LiveLib) Форрест Картер! "Образование Маленького дерева". Там тоже сначала был бешеный успех у книжки, публика решила, что это документальная запись, а потом вдруг выяснилось, что это художественный текст - и все, автора заклеймили позором, книжку буквально уничтожили - ее выкидывали из библиотек, из магазинов, уничтожали отпечатанные тиражи в типографиях... полное безумие. В то же время Алексиевич не только не заклеймили позором и не смешали с грязью в аналогичной ситуации, а напротив дали нобелевскую премию... Исходя из этого я как-то делаю вывод, что Алексиевич приткнулась к правильной креативной тусовке, а злосчастные Софья Федорченко и Форрест Картер - к неправильной. Или вообще не входили ни в какие тусовки. ))

  Поразмыслив над всем этим... В общем чисто мои предположения такие. )) Нельзя со стопроцентной уверенностью утверждать, что это исключительно документальный текст... то есть, буквальная запись. Хотя бы из элементарных соображений - если кто общался с гражданами, то, конечно, вспомнит, что граждане практически ничего не могут так связно рассказать. )) Увы, мы так не разговариваем... ))) То есть, все равно хоть какая-то обработка нужна. Софья Федорченко ее и сделала. И это была прекрасно проделанная работа! Тут просто сам текст роскошный - такая красочность, выразительность... потрясающе. )) В то же время - как утверждали все эти принципиальные и идеологически грамотные критики - что она просто все придумала, а на самом деле ничего такого не было... Ну, я так не думаю. ??? Мне кажется, такое невозможно придумать. Если брать само мировосприятие народа, то есть, простого крестьянского мужика, солдата и т.д. - так, мне кажется, до этого в отечественной литературе ничего подобного не было. Были либо чрезмерная идеализация, либо презрительное очернительство... а тут вообще что-то совсем другое. То есть, автор - мне кажется - действительно, просто всмотрелась и вслушалась... не руководствуясь какими-то умственными конструкциями... Если брать фактическую сторону - тут, в конце концов, рассказывается о всевозможных ужасах - голод, зверства - то, я думаю, мы можем вспомнить и последующие события... что, скажем, творили разные коллаборанты во время Великой отечественной - это уж все задокументировано. ((

  Так что - я думаю - по большому счету автор просто применила такой новаторский литературный подход, что просто никто ничего не понял. (ну, не считая все-таки принадлежности или непринадлежности к тусовке). Она дала просто сами голоса, одни только рассказы - без какого-либо авторского оформления. Получается такой чрезвычайно мощный эффект - на читателя будто обрушивается многоголосье, сотни разных голосов, они кричат, шепчут, стонут, смеются, поют... Просто голоса безо всего - без описания внешности, социального и прочего положения, их истории. Что-то о них можно узнать, только слушая, что они рассказывают. И от этого действительно возникает ощущение, что это говорит сам народ. Как таковой.

  Я думаю... что автор сначала просто записывала какие-то поразившие ее необычные выражения, истории. Может, имея в виду потом это использовать при написании чего-нибудь художественного. Это было вполне в духе эпохи. Вот как я недавно прочитала в дневниках Толстого - он это делал. Записывал необычные слова и высказывания крестьян, то есть. А потом всего этого набралось так много... что автор почувствовала, что все равно с этим не справится в смысле, создать на основе этого какой-нибудь художественный текст. В общепринятых рамках и канонах. И тогда она стала просто писать эти высказывания, подряд. И получился такой поразительный результат.

  Конечно, не сказать, что охват был всеобъемлющий. Тут даны только голоса мужчин, причем из крестьянского сословия. Нет женщин. Нет рабочих из городов. Уж конечно, нет интеллигенции. Но вполне понятно, что автор по обстоятельствам только вот это и могла наблюдать. И так уж она дала широкий спектр - тут есть и трусы, и герои, и красные, и белые - условно говоря - и добропорядочные граждане, и бандиты... Что уж тут говорить - это просто надо читать.

  В общем, мне жаль, что эту книгу задвинули куда-то в культурный чулан. Где она пребывает и до сих пор. Мне думается, что такие вещи должен прочитать и прочувствовать каждый. ((

  
  
  
  «Один только у нас и случай, что война, от каторжной нашей жизни оторваться. Тут только я на свет вылез, людей вижу да про себя понять время сыскал».
  
  «И не веришь, что так штык-то войдет, ровно в масло. А назад тащить куда хитрее. Тут вот и звереешь. Тот ревет, руками держит, чтобы не так его разорвало, что ли. А ты штыком круть-верть, вправо-влево, вверх-вниз… Пропадай, мол, все пропадом…»
  
  «Сдается мне, потому простой народ глуп, что думать ему некогда! Кабы был час подумать хорошенько, все бы он понял не хуже господ. Пожалуй, что и лучше господ бы все разъяснил, кабы часочек нашелся…»
  
  «Нет хуже немецкого офицера. Вот это так собака, куды наш! Мне ихний раненый рассказывал: не видит просто тебя, ну ровно ты и не на свете совсем… Наш-то хоть за собаку тебя почитает, все легче…»
  
  «Через всю землю война пораскинулась… Одна от нее дорога – на тот свет… Кабы знатье, какое там житье, - давно бы ушел…»
  
  «Царя сняли, ха, уж коли господь попустил, так нам не противиться, мы покорные…»
  
  «По этому сомнению книги будут выпущены особые, в тех книгах большой урок будет: каких людей в управление выбирать».
  
  «Мы-то словно целина черноземная, - все уродим, только бы сеяли».
  
  «Это тебе не военное снаряжение, так только за свое дело воюют. Сам знаю, за что пошел. Вороти камень, коли путь он застит. Нужно идти – своротишь, нужно жить – своюешь».
  
  «- Вот бы в родных своих местах повоевать, я бы там кой-кому судьбу бы перестроил.
  

  • В родных местах только справедливый может воевать, чтоб самых наинесчастных не умучить – за козны //кости для детской игры//, что не там мальчонками сыгралося».

  
  
  «Жж… жж… пули. Ажно дышут они на тебя, ажно волосы пошевеливают, ажно ласковый от них ветерок».
  
  «Да думали ли, да гадали ли? Никто не гадал, да бог угадал. Каку надобно войну, ту и терпим».
  
  «…И подпалили дом, еле старуху выволок, а уж добро все в небо дымком, господу жаловаться».
  
  «Все звери теперь, все лютые. Да только и зверь в своем гнезде теплом дышит, гнезда же у нас с ними разные».
  
  «Не пойму я богатых, до того обучены всему, всех чужеземцев понимают, на всех языках говорят. С нами же слова совместного не найдут. Как бы не с одной родины».
  
  «Он меня за ворот ухватил и из подвала волочет. «Не задерживайся, - кричит, - а то еще не поспеешь, до тебя твои товарищи сук обломают, висевши».
  
  «Никогда б я прежде не поверил, что каждый человек убивать может. У меня сосед был Сережа, тихий и как бы святой. И кличка ему была «Сережа Дух». Так этот «Дух» теперь атаманом зверствует».
  
  «И говорит им атаман: «Братики, до того похожие вы, нельзя такое чудо целиком по свету пустить. Кидайте жребий, кому из вас жить, а кому помереть».
  
  «И сразу всех вешать. А подо мной ветла и посмякла, до земли. Я ведь вон какой здоровый. И до того они смеялись, ажно в живых оставили».
  
  «…А тачанка будто скоком, а через днище кап да кап, то кровинка, то деньга золотая. И громом тачанка по земле гуркотит, и земля под тачанкой поет, вроде как бы выговаривает: кропи меня кровью, золотом мости».
  
  «Поставили меня враги носом в плетень, а сами оружием последнюю мою минутку вызванивают. А я к щели глазом приник и вижу: и реку, и лес, и поле колосом золотое, и солнце горит, сияет, и вольные люди ходят, меня дожидаются».
  
  «Кошку у ней случаем забили, так с квартиры уйти пришлося, до того она кошку слезами поливала, голосила. Сказывали ей: не сын ведь. «А сын, - говорит, - может, раньше убитый».
  
  «Хорошенькая бабочка такая, веселая. Эта и белым и красным по нраву, никто не обижал. А она и цвета не отличает, до того мирная».
  
  «Если белых не выведем, замордуют они вас?» -«Замордуют». – «Если белых не прогоним, пропадет все до последней ниточки?» - «Пропадет». – «Мы вас от белых обороняем?» - «Правильно». – «А жрать мы чего-нито должны или нет?» Молчат».
  
  «А, Б, В, Г – это я выучил, а как складывать, не пойму. Тут стрельба, тут университет в карман – и на конь».
  
  «- Вот иду я, иду, а ладно ли это, не знаю. Туда ли я ход взял, в ту ли нужную сторону? И кто научит, кто разъяснит, - как в

  • Как это, куда идти не знаешь? Простого проще. Велели тебе высокие люди – идти туда-то. Так ты сбей их с высоты, людей этих, да присмотрись поближе. Не наши – вороти в обратную, непоказанную сторону».

  ну».


«- Я мечтаю с самим Лениным поговорить. Во! Он, люди передавали, при разговоре дур
• Станет Ленин со всяким говорить да всякого на ум наводить. А если ума в тебе нет, так на что он наводить-то тебя будет? Только сердце свое утомит. И не пустим мы тебя к Ленину, и не мечтай».
и не мечтай».

«Видел я, что жив он, хоть и перемучен, видал я, как его в ямищу швырнули и камнями вход заложили, глиной щели замазали. Подыхай. Попросился я у них в сторожа к этому месту. Сказал, что округа наша красненькая, еще придут, ночью уведут. А им наплевать, абы самовары ставил, ручки их берег. Глупые они от забалованности. Ночью я для тишины ноготками камни выковырял, спиртику ему в рот влил, на руках вынес. Я без ноготков, он без зубок, до единого выбили. Ушли и вот пришли. Ногти мои отросли, зубы же ему вставим, когда войну кончим. Пока и без них обойдется – есть-то нечего».

«Лежит он наг, только на нем и осталось, что на груди икона да через лоб венчик. Одежду же всю его забрал кто-то. Ахнули мы, потом смотрим – в головах у него записка положена. «Идем мы, - написано, - живые, по острому морозу совсем почти голые. Мертвому же одежда ни к чему. Простите, христа ради. Мы же ему в головах и денежку положили – на гроб, да на саван». Денежка, точно, лежала».

«Дух от него тяжелый. «Что ты, - смеемся, - ровно из могилы смердишь». – «А из могилы и есть я, - отвечает, - расстрелянный я, сам и откопался. Сверху же от мертвых запаху набравшись».

«А я так думаю: такое, как мы видели, в прежнее время никто за сто лет не увидел бы. Насквозь эта война все нам показала, все тайности. Не хуже университета».