Рецензия на книгу
Подстрочник. Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана
Олег Дорман
Аноним1 сентября 2013 г.Фильм "Подстрочник" я видела, правда, без первой серии. Его показывали в какое-то безбожно позднее время, заканчивался около двух ночи. В то лето у нас в городе в два телесигнал выключали (профилактика), но однажды, когда показ почему-то закончился позже, именно тот канал не выключили, пока не кончилась серия. Слава богу, потому что оторваться от просмотра я бы не смогла.
Когда содержание немного подзабылась, я схватилась за книжку, потому что помнила, как было интересно. И не ошиблась. И новые для меня части, и знакомые читались одинаково взахлеб.
Конечно, как и всякую книгу о советских временах, ее можно критиковать, можно о ней дискутировать. Я не хочу.
Чаще всего люди пишут воспоминания, основываясь на имеющейся у них в наше время информации. Мне нравится здесь, что порой Лунгина показывает нам что-то глазами наивной девочки, подростка, девушки, впервые с чем-то столкнувшейся: с неизвестной страной, с бедностью, с социальным неравенством, с голодом, с репрессиями, с ложью... Она умела взглянуть на что-то одновременно из своего настоящего и из того момента, когда это произошло.
Нельзя не удивиться силе этой женщины, прошедшей через многое. И силе всех наших бабушек, дедушек, прабабушек и прадедушек, живших в начале и середине двадцатого века. Вот моя бабушка в восемнадцать лет при росте в метр сорок два таскала кирпичи на стройке, была чернорабочей. А ее сестра в пятнадцать построила сама дом в деревне (кроме них и матери в семье никого не осталось). Это было время испытаний. В принципе, у каждого человека тогда хватило бы историй на целую книгу. Лунгина - одновременно человек с какими-то необычными событиями в судьбе и в то же время с ней случалось то, что и со многими. Она воплощает многих людей своей эпохи и своего социального слоя.
Еще что мне нравится - про всех людей, о ком она рассказывает хорошее, она рассказывает по-разному. Она всегда может найти нужные слова, чтобы описать достоинства каждого отдельного человека. Это не так-то легко - понять человека, главное в нем и понять себя, за что он тебе нравится.
Вообще здесь почти нет проходных мест, в каждой строчке что-то важное - или какая-то объединяющая мысль, или высказывание, или случай. Я процитирую немного наугад.
Про Линдгрен:
Но каждое утро начиналось с молитвы отца — он благословлял бога за то, что ему послали эту чудо-жену, эту чудо-любовь, это чудо-чувство. И вот мы в тени этой великой любви, обожания выросли, и это, очевидно, сделало нас такими, с братом. Я говорю: а мама? — «Мама умерла десять лет назад». Я говорю: господи, а отец? «Отец жив». — «Как же он пережил, ужасно, наверное, смерть матери?» Она говорит: «Что ты! Он благословляет каждый день бога, что боль разлуки выпала ему, а не ей». Меня это потрясло. Вот Астрид Линдгрен.
Мы все там съехались, и стояла наша латинистка Мария Евгеньевна Грабарь-Пассек — она была человеком строгим, сухим, очень деловым, — она стояла на лестничной площадке и плакала навзрыд, у нее градом по лицу текли слезы. Мы все в недоумении:
— Почему вы плачете?
— Дети мои, — она тоже говорила нам «дети», — вы не знаете, что такое война. А я пережила Первую мировую войну. Это ужас. Это начинается страшнейшая эпоха.
А мы, конечно, все думали: ну что война, мы так сильны, через неделю-две, через месяц все будет кончено. Но этот образ рыдающей на лестничной клетке Грабарь-Пассек — вот это для меня первый образ войны.
Спектакль получился малоудачный, и Сима с Викой не знали, что написать маме в Киев. В конце концов они пошли на почтамт и послали телеграмму: СПЕКТАКЛЬ ПРОШЕЛ УСПЕХОМ. И это стало пословицей в нашем доме: когда что-то не удавалось, но надо было делать вид, что удалось, говорили: «спектакль прошел успехом».
В какой-то момент я поняла, что не могу, чтобы у нас был один ребенок. Нужен обязательно второй. И хотя мне было уже сорок лет, я твердо решила, что у нас должен быть еще один ребенок. Мне хотелось девочку. Я всегда мечтала иметь девочку. Поэтому у меня есть такое хобби: я очень люблю всех и жен, и даже не только жен, а подружек, — потому что мальчики мои были ловеласами, — всех подружек моих мальчиков. Я каждый раз ищу себе как бы дочку среди них.22110