Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

И дольше века длится день…

Чингиз Айтматов

  • Аватар пользователя
    oantohina7 августа 2022 г.

    Всё проходит, да не все забывается

    Иногда бывает такое, что не знаешь с чего начать новый отзыв на книгу. Так было и с очередным романом Чингиза Айтматова. Редко появляется желание распространяться про тот путь, который привел тебя к данному произведению, или, если брать выше, творчеству автора в целом. Если здесь имеет место быть забавная ситуация, предшествовавшая прочтению, какая-нибудь другая непростая подоплека дела, то еще ладно... и то – редко когда звезды так удачно слаживаются. А вот с «И дольше века длится день...» мне повезло, причем удача свалилась неожиданно, как снег на голову, упавший рядом метеорит, когда еще стоишь над этим чудом какое-то время в попытках понять что к чему. Двадцать седьмого июля, как раз в день завершения романа Айтматова, мне попался небольшой документальный фильм под названием «Юрий Гагарин. Помните, каким он парнем был» на канале «Кто есть кто», совершенно незнакомом мне ресурсе на просторах телевидения. Повторю для пущей убедительности, все получилось максимально спонтанно, даже не верится в подобные совпадения. Фильм рассказывал о некоторых занимательных фактах из жизни первого космонавта, включавших в себя оттенки отношений с родителями, детьми, женой и некоторыми известными на данный момент личностями, среди которых примечательны Надежда Пахмутова и Эдита Пьеха. Благодаря героизму Юрия Гагарина наша страна достигла небывалых высот, поистине, это был триумф российской космонавтики, и мир тогда застыл от восхищения. Только не всегда люди обращают внимание на другую сторону громкого события. Вместе со славой ему пришлось взять на плечи огромный груз из почестей, праздничных приемов, интервью, приглашений на важные мероприятия, что диссонировало с добродушным характером Юрия Гагарина, которому нелегко давались подобные пышности, я уж не говорю о его семье, и тягой к небу, занятию настоящим делом. Возвращаясь к вышеупомянутым женщинам: документальный фильм был еще хорош тем, что представлял нам космонавта с разных точек восприятия, образ дополнялся деталями от воспоминаний разных людей. И Надежда Пахмутова заставила прослезиться словами о повальном забвении среди молодежи памяти таких выдающихся личностей, как Юрий Гагарин, она подняла тему народной памяти, когда новое поколение не хочет обращать внимание на ценности, которые поднимались много лет назад через песни, книги, открытия и грандиозные свершения. Взбаламутившиеся чувства после просмотра фильма идеально соединились с вопросами, которые волнуют Чингиза Айтматова в «И дольше века длится день...». Это глобальное неприятие человеком наследия, отвержение им самого светлого, что передается из поколения в поколение, писатель передает с такой силой и мощью, как не смог бы никто другой.

    После преодоления половины дистанции романа я была уверена, твердо решила внутри себя, что данная работа – верхушка авторского мастерства. Раньше «Плаха» казалась мне бесподобной во всех отношениях, уже первой книгой, причем, самой известной во всем творчестве, писатель смог выбить у меня из головы важные мысли, воспоминания о выдающихся для меня последних произведениях, и занять освободившиеся места собой. Мысли об одной лишь «Плахе», вопросы и рождающийся переворот сознания тоже от «Плахи». Она предстала передо мной совершенством из совершенств. Но... «И дольше века длится день...»... ты ее растоптал!Подобные чувства испытываешь, когда на твоих глазах спортсмен ставит новый рекорд по забегу на короткую дистанцию в ходе какого-нибудь важного соревнования: каждый третий зритель в этот самый момент поперхнулся чипсами или залил себя газировкой, а бывший носитель лавров на пенсии упал с беговой дорожки. Ну, никто триумфа не ожидал, никто! Тем более, данный роман числится первым масштабным произведением у автора, и сей факт, судя по другим писателям, посылал ложные сообщения о его не идеальности, чертах, которые присущи работе из-под пробного пера. Не зря говорят: «Первый блин - комом». Так и у творческих людей прорывы не всегда выстреливают, и в случае с Чингизом Айтматовым ожидала не то, чтобы громкого провала, а небольшого оседания в плане эмоционального и смыслового накала. Но! Важное «но» - свою писательскую деятельность Айтматов начал в 1957 году, если придерживаться данных Лайвлиба, и не с романов, как могло показаться с самого начала, а с повестей. Только лишь к 1980-му году созрел грандиозный план по написанию многостраничного труда, и, видимо, Чингиз Айтматов копил жизненную мудрость именно для первого романа, отдавая на краткие формы лишь капельки накопившегося опыта. По такому случаю эпиграф "И книга эта – вместо моего тела, и слово это – вместо души моей..." отлично подходит для романа, для которого автор поделился частью своих мыслей и переживаний. В отличие от творчества других авторов, у данного писателя мне легко расставить прочитанные у него вещи по призовым местам, при этом будет прослеживаться закономерность – чем дальше, тем позже его написание, тем меньше вероятность ошеломить читателя в полную силу. Замечу, именно в полную силу, ведь каждая из этих вещей гениальна и заслуживает восхищения. Такая вот литературная шеренга у меня выходит: 1 – «И дольше века длится день...», 2 – «Плаха», 3 – «Тавро Кассандры». Вот сейчас сижу и думаю, если самый первый роман меня так впечатлил, что же в будущем со мной учудят повести? Впереди ждет море пролитой газировки и десятки выпавших пачек с чипсами...

    На какие же темы опирается новый роман Айтматова? Какой цвет имеют стеклышки авторского опыта, который разбивается на тысячи мелких кусочков увесистым молоточком, дабы собрать из них сияющий витраж? Начну с того, что канва сюжета необычно сплетена: с первых глав не покидает уверенность в обозначении его центральной линии, читатель готов поспорить – все камеры будут направлены на главного героя, Буранного Едигея, и его мини-путешествие на кладбище Ана Бейит с целью похоронить уважаемого в поселении человека, труженика и верного семьянина, Казангапа. Ветка берет начало с горестной вести, которую приносит жена Едигея, далее переносимся на подготовку покойного к похоронам, подробнее узнаем о его семье, и под конец – отправляемся следом за процессией до места, укутанного легендами. На самом деле основная часть романа состоит из воспоминаний главного героя; из омута всплывают картины мирной жизни, светлой обыденности с налетом местной специфики, отстаивают свое место под солнцем разные горести, как личные, так и чужие. То есть, в них перетягивать на себя одеяло будут другие герои, не уступающие Едигею по интересу от личной трагедии. Подобный прием, когда персонажи мыслями возвращаются в утерянное прошлое, особенно часто встречается в фильмах, с такой же высокой вероятностью в кинокартине будет выделяться именно мысленная, но на экране объемная, прекрасно воплощенная, прогулка по памятным местам, населенных призраками, давно угасшими или не совсем переживаниями. Свежий, без единой пылинки на поверхности, пример – «Чтец» Бернхарда Шлинка и книжный первоисточник, одно сплошное воспоминание, путешествие, полное боли и сожаления. Провернутая петля сюжета позволяет в четырехмерном пространстве рассмотреть тему важности человеческой памяти, автор как бы пытается двумя разными способами завербовать читателя, насытить его душу своей философией. Первый крючок – тот, кто проникается терзаниями главного героя, несправедливостью разворачиваемых ситуаций, будет очень глубоко внимать сугубо авторским вставкам с ключевыми его мыслями. В голове у него выстраивается логическая цепочка: «Если Едигей дорожит памятными ему событиями, с честью выносит из них опыт, становится морально сильнее, то и мне стоит относиться бережно не только к собственной истории жизни, семьи, целых поколений с потертых фотокарточек, но и минувшим событиям своего народа». Что бы не встретилось на пути – разочарование, тяготы, или любовь, счастье... хочется их поместить в миниатюрную шкатулочку в физических оболочках сухой фиалки, старого письма с поплывшими чернилами и сломанного гребня с лазурной бабочкой. Получается некая подпольная работа со стороны Чингиза Айтматова, он одновременно идет напрямик и с тыла. И стратегия хороша, и читатель в восторге! Второй прием более приземленный и типичный для литературных произведений в принципе. Писатель делает из своего романа развернутую водную систему; мелкие ручейки мельтешат подобно полевым мышам, извиваются то сливаясь, то расходясь, так водяные нити превращаются в реки, угрюмые бушующие потоки, а те, в свою очередь, сливаются в бескрайние моря да океаны, где уже нет тех трепещущих, будто синие жилки, беспомощных потоков, остается только великое пространство, продукт смешения крови бесчисленного количества потоков. В качестве ручейков выступают реальность и выдумка, которые бесподобно налаживаются друг на друга, сшиваются настолько аккуратным швом, что просветов не остается. Дети Казангапа, не придающие значения Богу и смерти, недавно оборванной ниточки, не обладающие мудростью, незамутненным взглядом на суровую реальность, привыкшие поступать не по совести, а руководствоваться местом прямо противоположным, помещаются в качестве, проще говоря, отрицательного примера для легенды о кладбище Ана Бейит ("материнский упокой"). Главная фигура старинной были, Найман-Ана, обычная женщина и мать в одном лице, умирает от рук собственного сына, забывшего ее после пленения жуаньжуанами и нечеловеческих пыток. Ее старания вернуть собственного ребенка, разбить выстроенную врагами стену в его сознании, сливаются в один сплошной крик о помощи, когда попытки с треском проваливаются, видешь родное, но такое холодное, бесчувственное лицо, и не можешь ничего с этим поделать... Одно из самых чудовищных преступлений против человека – отнять возможность или право на память. Полномасштабную цитату из произведения нужно поместить в красную рамку и повесить на видное место прямо сейчас, в нашем настоящем, в каждом доме, чтобы подрастающие дети никогда не переставали учиться на ошибках прошлого, уважать его, каким бы неоднозначным оно ни было, воспринимать собственную семью как малую Отчизну и ценить ее, боготворить, закреплять опыт поколений, каждое сведение о своих корнях, каждую бесценную эмоцию. Действительно, легенды многому учат, они никогда не канут в небытие. Чингиз Айтматов затрагивает то, что действительно важно для каждого человека, вне возраста, пола и расы, и объединение в романе реальности со сказкой, введение острого конфликта, оказывается как нельзя кстати.



    "— Можно отнять землю, можно отнять богатство, можно отнять и жизнь,проговорила она вслух, — но кто придумал, кто смеет покушаться на память человека?! О Господи, если ты есть, как внушил ты такое людям? Разве мало зла на земле и без этого?"

                                                                                   Буранный Едигей на Каранаре

    В отличие от других романов Айтматова, данное произведение славится своей выраженной исторической подоплекой, отмечанием автором черт советского режима и его влияния на судьбу простых людей. Возвращаясь к предыдущему рассуждению, задам наводящий вопрос: «Почему люди так безразлично относятся к своим корням? Что заставляет их по жизни примитивно плыть по течению, нежели отстаивать личные воззрения на действительность? Как так произошло, что некоторым наплевать на стареющих родителей, культуру того далекого уголка, колыбели, из которой он выбрался, ускакал прямиком в шумный город?». Во многом читатель будет прав, если присвоит статус наибольшего влияния на ребенка именно родителям, чьи воспитательные меры и закладывают фундамент для будущей личности с определенным характером и поведением, собственным моральным багажом. Только вот связь старшего поколения с детьми рвется, сжимается до еле видимой точки, под напором государственного строя. Отношения между той же матерью и дочерью по степени значимости граничат с размерами Вселенной, и представьте, как эта вечно расширяющееся пространство с его планета, звездами и туманностями в мгновение теряет всю свою прелесть и многогранность. Судя по роману, в советские годы существовали особые интернаты, в которых велось обучение детей в соответствии с государственными стандартами. Делалось все необходимое, для того чтобы воспитать в них достойных граждан страны, только вот стоило ли ждать блага от государства в качестве учителя, даже наставника? Ребенок в подростковые годы успевает потревожиться, мне кажется, по многим причинам, начиная смыслом существования на Земле, своим предназначением, заканчивая половым созреванием, проблемами со сверстниками и так далее. Не обойдется без сомнений относительно веры в Бога. Родители сразу же включают весь спектр функций, словно куклы беспрестанно переодеваются, сменяют роли, дабы помочью детям разговором, шуткой, обсуждением, отвлекающим маневром. А что сделает государство? Ответ – наплюет на проблемы, еще раз напомнит о значимости твоего послушания, примыкания и преданности. И, вообще, какие еще личные неприятности?! Здесь нет слова «я», есть только «моя великая страна и я в качестве колеса, на которое всегда найдется замена»! А то распустили их! Чингиз Айтматов отмечает важность закрепления правильного морального стандарта для подрастающего поколения на самом высоком уровне, то есть со стороны правящей верхушки при поддержке народа. Воспитания родителей иногда не хватает, да и не всегда детям везет с воспитателями в семье, поэтому стоит обращать внимание на идейную структуру дальнейшего образования, характера влияния на ребенка. Стремление воспитать думающее, чувствующее, размышляющее поколение гарантирует нам светлое будущее, главное – передать это бремя в доверенные руки.

    В мясорубку особенностей тогдашнего исторического периода попадает один из героев романа – учитель географии Абуталип. Они с главным героем находятся в близких дружеских отношениях, их жены и дети души друг в друге не чают. Абуталип, будучи человеком ученым и участником Великой Отечественной войны, выжившем в плену у врага, устраивает для ребят импровизированный детский сад, где рассказывает им поучительные сказки, опять же, легенды, делится знаниями об окружающем мире, воспоминаниями о пережитых ужасах войны. Кроме детей Абуталипа, в романе нет центральных героев, которые бы вызывали полное отторжение. В основном, это люди высокой чести, трудолюбивые, стойкие, со стержнем внутри, очень душевные, вступающие в борьбу за справедливость, не отказывающие в помощи ближнему. И Абуталип не становится исключением. Для меня он стал наиболее приятным персонажем, дальше будет понятно почему. «И дольше века длится день...» идеально подходит для метания грома и молний в страны советов и ее выкрутасов, даже удивительно было встретить здесь эту ярко-алую прослойку... Сейчас, кстати, впервые передо мной серьезно встала надобность ознакомиться с биографией Айтматова (да-да, я еще этого не сделала, позор мне...), чтобы установить раз и навсегда его политическую позицию. В одном романе хорошему человеку не дают реализовать идеи, которые бы в разы улучшили сельскохозяйственные работы, в другом – Красная Площадь выбирается местом кровавой демонстрации, монах Филофей, открывший феномен кассандро-эмбрионов, является жителем СССР. В рассматриваемом произведении диктатура пролетариата поливается скрытой грязью как ничто другое на этом белом свете, читатели кидаются в нее помидорами, хотя роман не был запрещен, его автор собрал три Госпремии СССР... Понятно то, что ничего непонятно! Так вот, когда Абуталип попадает на мушку соответствующих органов, ему приходится отвечать и за преспокойную жизнь после плена, когда надо было от стыда пулю себе в лоб пустить... Нехорошо, брат, нехорошо... Масла в огонь подливают рукописи, собрание его воспоминаний периода войны, личный взгляд на события, возможные взлеты и падения. Что-то вроде мемуаров для прочтения их своими детьми, дабы передать воспоминания по наследству. Ведь кто-то же должен знать, чтить и помнить... Короче, заигрался с огнем, за что и поплатился в итоге жизнью. И данная несправедливость жутко выбивает из колеи, вот хочется встать, дать по морде этим шибко умным ребятам и кулаками доказать, кто из них честнее и добропорядочнее. С уже третьим, триумфальным романом Айтматова мне удалось оторваться по полной в плане эмоций: и мысленные драки со стрельбой были, и блаженная улыбка топленым маслом по лицу расплывалась, и сердечко словно в плед оборачивалось...



    «Что за люди пошли, что за народ! — негодовал в душе Едигей. — Для них все важно на свете, кроме смерти!» И это не давало ему покоя: «Если смерть для них ничто, то, выходит, и жизнь цены не имеет. В чем же смысл, для чего и как они живут там?»

    Если продолжать говорить о персонажах, то именно в этом романе у меня нет любимчиков. Вышеупомянутый Абуталип выбран мною чисто методом исключения, так как тот не вызывал у меня никаких негативных эмоций, только сожаление, восхищение, гордость, и еще раз сожаление. Что до главного героя, так там все сложно, как сказала бы девушка из воздушного сериала о получившемся уже после второй серии любовном параллелепипеде. Изначально мне ничего не оставалось делать, как только хвалить его на чем только свет стоит за качества, перечисленные в абзаце выше. И Едигей, и Абуталип – два сапога пара по внутреннему содержимому, ни единого отличия не отыщешь. Но ближе к концу главный герой начал конкретно сдавать, поскальзываться на, казалось бы, ровном месте: меня смутила его чрезмерная привязанность к чужим детям и женщине, семье лучшего друга. Пусть автор с помощью мыслей данного персонажа, какого-либо контекста, или даже еще одной легенды включает понятие планетарной любви, которая объединяет всех людей на Земле, не только мужа и жену, мне все равно претит его поведение. Возможно, да, его любовь не несет той подоплеки, которая всегда подразумевается в таких случаях, просто она имеет своеобразный характер... Все равно, трудно принять на веру. Получается, такой верный муж, отец двух дочерей, по мановению руки начинает постоянно думать о чужой женщине, весь из себя правильный, а не стыдится нескрываемых поступков и мыслей, не думает, что лучше бы провести лишнее время со своей семьей... Нет! Он же такой идеальный, ему по плечу одарить любовью, вряд ли нужной самой женщине, весь мир! Честное слово, если бы собака начисто забыла о своем хозяине и терлась бы уже второй час об ноги его друга... ситуация та же самая, и возникающая обида, ощущение предательства родным существом также присутствует. Кроме этого удивляет однотипность женских персонажей, чьи функции жестко очерчены белым мелом: присматривать за детьми, беседовать с мужьями о насущных вопросах, плакать в особенно трагичные моменты и... пожалуй, все. Понятно становится, почему Едигея к другой женщине потянуло, у нее ведь теперь есть аура отверженной жизнью существа, брошенного под порывы ветра. Опа! Что-то новенькое. Пожалеть бы! Не то, что собственная жена, таких как под копирку полным полно. Двое последние упомянутые персонажи очень интересны из-за неоднозначности их поступков или, наоборот, – на то процентов героических свершений, масштабы которых только спустя время покажутся на поверхности. Подобных эмоциональных разборок с персонажами во время прочтения нет, но неплохо иногда в отзыве представить масштабы бедствий в полном размере.

    Оказалось, вступление с отсылкой на документальный фильм о Юрии Гагарине приведено очень даже к месту, учитывая нахождение в романе космических мотивов мирового значения с толикой секретности. Во время прочтения бывали моменты, когда я напрочь забывала о том, что произошел контакт с внеземной расой, открылась возможность деления опытом с более развитыми существами. Здесь также чувствуется влияние автора на читателя посредством особого построения произведения: луч света направлен в сторону Едигея и его окружения, чьи переживания настолько овладевают сердцем и разумом, что на какие-то там открытия пренебрежительно махаешь рукой. А чтобы отстали! У нас тут добропорядочного человека несправедливо хотят засудить, дети Казангапа вгоняют в краску бешенства не только главного героя, но и тебя саму, да и вообще... вы хоть знакомы с эстетикой пустынных равнин? Ведь красота же! На что нам эта космическая одиссея? Как я сама определила для себя, цель введения автором межпланетного непонимания, страха перед внедрением чужеродных идей, человеческой гордости, в конце концов, становится последующее осознание читателем незначительности каких-либо глобальных достижений, будь это строительство космических станций, открытие современных атомных электростанций, накопление оружия и так далее. Да, одно дело, когда те же полеты в космос совершаются с научными целями, а другое дело – гнаться за тремя зайцами, пытаться, словно амеба, захватить побольше питательных частиц, расширяясь, расплываясь, с целью лишь добиться успехов среди других стран в призрачной гонке. Редко это приводило к чему-то хорошему. Человечеству нужно понять и принять возможность возвышения нашей страны, культуры, через воспитания в себе умения давать адекватную оценку прошлому, ценить то, что возведено еще нашими предками, жить отчасти во благо окружающих людей. Космическая нить в романе бесподобно выстреливает в концовке, когда на месте старинного кладбища герои находят космодром, с которого потом стартует ракета, обдавая Едигея ослепительной волной. Люди никак не могут научиться слышать друг друга, чтобы решения на глобальном уровне сходились с потребностями маленького человека, капли в море. Ничто не меняется в этом бренном мире...

    Уже в третьем отзыве на книги Чингиза Айтматова я говорю о его любви к витиеватым украшениям вроде бы типичного, незамысловатого сюжета с помощью вплетения мифа, сказки, или даже фантастики. Почему бы и нет? Авторская изюминка на этом не заканчивается: сам текст романа при определенном наклоне отсвечивает налетом чего-то старинного, будто гуляешь по страницам былины или сказания о славном подвиге богатыря. Активно используется нетипичное построение предложений, когда сказуемое перебегает подлежащее, приводятся цельные легенды казахского народа, легко вписывающиеся в общую концепцию, не выбивающиеся из общей фотографии. За это отчасти я и люблю творчество Айтматова. Он, возможно, один такой в своем роде, кто умеет создать органичный союз реальности и выдумки. Подобная манера повествования идеально налаживается на менталитет казахов, их верования, обычаи, жизненные устои. Пускай тяжело найти отличия Казахстана от Киргизии, родины писателя, но чувствуется некая общность этих двух народов в тяге к поверьям, может, даже их пейзажи, особенности ландшафта сходятся. Видно, что среда, в которой Айтматов воспитывался, позволила ему определиться с будущими наклонностями, всосать, так сказать, с молоком матери частичку таинственности своего родного края. Говоря о казахах, нельзя упустить из виду их стальной характер, умение противостоять невзгодам. Сразу представляешь себе беспристрастные выражения лиц, морщины, придающие задумчивости, их обладателю, внешний вид полностью передает внутреннее наполнение: телосложение крепкое, взгляд как у ястреба, нависающие веки у много чего повидавших казахов средних лет, легкая, но в то же время уверенная поступь. Ни в сказке сказать, ни пером описать... В отзыве на «Тавро Кассандры» меня удивила незаинтересованность иллюстраторов к романам Айтматова, но в этот раз нашлись атмосферные работы, которые идеально подчеркивают местные ландшафты. Бесплодная пустыня Сары-Озеки отличается скудностью красок, в ее палитре, кроме синевы неба, откопаем лишь по пятьдесят оттенков желтого, коричневого и зеленого оттенков. Множественные холмы, поросшие низкими травами, вздымаются наподобие грудей самой земли. Раз уж обделили казахские степи красками, так уравновесим общую картину выделяющейся погодой: плавишься как шарик пломбира под июльским солнцем, без дополнительной актерской игры становишься похожей на зомби, изнывающего от жары и жажды, а зимой предаешься детским забавам, не взирая на холода, празднуешь окончание трех адских месяцев повальной безнадеги. Так как местность открытая, ветра разгуливаются не на шутку. Зато небо похоже на перевернутую линзу, выпуклую с акварельными цветовыми переходами. Иллюстрации передают недостаток цвета и суровые погодные условия через черно-белую палитру, ощущаешь на зубах налетевшие с ветром песчинки, поддаешься сильным порывам ветра... Органично смотрятся и персонажи в данной рисовке, ведь жители степей неразрывно связаны с природой родного поселения.

                                                          Железнодорожная станция в Казахстане, Сары-Озек

    Это был бы не отзыв на роман Айтматова, если бы среди возможных трактовок смысла или характеристик персонажей не проскочили образы упомянутых животных. Не бывает такого, что они приходят, а мы, любители творчества Айтматова, не ждем. Пушистые и пернатые братья наши меньшие в «И дольше века длится день...», как и в «Плахе», отображают местный колорит. Шторы раздвигаются со скрипом в разные стороны. Повествование открывает лиса, рыжая проказница, которая бредет вдоль железнодорожных путей в поисках чего-нибудь съестного, уносит лапы от проносящихся составов и по итогу встречает на пути Буранного Едигея. Хищницу пугает грохот колес по рельсам, для нее бронированные чудища кажутся чем-то из ряда вон выходящим. Но вместе со страхом приходит удовлетворение базовых потребностей: кто-то выбросит недоеденный бутерброд, кто-то отправит восвояси заплесневелый хлеб, и все эти дары она с радостью подбирает. Главного героя с ней роднит, возможно, какая-то тревога, предчувствие беды, которая уже заглядывала в дом и не спешит уходить из поля зрения. Лису пугают товарные составы... Бегать от них туда-сюда, полагаясь только на слух и проворные лапы, внутреннюю чуйку отчасти... Нестись параллельно с опасностью. А Едигея озадачивают события прошлых лет, ни сколько не легче дается и настоящее... Что-то скрытое есть во встрече лисы и Едигея, и это «что-то» касается читателя пушистым хвостом, легонько и игриво. Дальше идут верблюды, и, в частности, Буранный Каранар, как выразился сам Едигей, его молочный брат. Черный двугорбый красавец – истинное воплощение бурного нрава казахской степи. Прислушивающийся к зову природы, упрямый, сильный телом и духом, вспыльчивый, и вместе с тем привязчивый, домашний, он составляет с хозяином неплохую пару. Один всегда следует инстинктам, кто бы не стоял у него на пути, другой – поступает по совести, никогда не делая что-либо противоречащее его моральным принципам. Половинки одного целого. И перед потуханием на сцене света, опустением зрительного зала над кладбищем Ана-Бейит кружит коршун-белохвост. Тут литературный кругозор расширился еще на два метра по периметру: приходит понимание того, почему животные для тебя так важны. Главный герой хотел бы после смерти возродиться в теле птицы, хотя бы той, которая все парит и парит над ними. И Акбара, и киты с совой из кремлевского парка, и лиса... может, все они стали прибежищами неомраченных людских душ? Надежда какая-то тепло рассеивает. Так умиротворенно и легко на душе становится от практически последней сцены у кладбища, чувства непередаваемые.



    "Верблюды долго живут. Оттого, наверно, детенышей рожают на пятом году и затем не каждый год, а лишь в два года раз, и плод вынашивают в утробе дольше всех животных - двенадцать месяцев. Верблюжонка, самое главное, выходить в первые год-полтора, чтобы уберечь от простуды, от сквозняка степного, а потом он растет день ото дня, и тогда ничто ему не страшно - ни холод, ни жара, ни безводье..."

    В прошлом году, когда мне довелось писать десятистраничное сочинение-анализ по роману «Доктор Живаго» Бориса Пастернака на литературный конкурс, я обратила внимание на обилие образа железной дороги в произведении. Они часто выступали декорациями для важных событий: отец главного героя совершает самоубийство, бросаясь именно с мчащегося пассажирского состава, Юрий со своей семьей спешно переезжает в другой город, прототип Иерусалима из Библии, пользуясь той же железной дорогой. И, это только первое, что сразу пришло в голову, на самом деле, случаев, где шум от вагонов и свистки, говорящие о скором отбытии железного монстра на колесах, становились полноценными участниками разворачивающихся действ, тьма тьмущая. Из разных источников мы могли слышать такую фразу: «Железные дороги – это артерии страны», так как они связывают разрозненные области и города в единое целое. В романе Пастернака их образ имеет одно значение: во всю разворачивается революция, а значит, имеют место быть забастовки на тех же станциях, скопления народа, который мечется в попытках избежать участи быть втянутым в переворот. Возможны и религиозные трактовки, почему бы и нет? Ведь «Доктор Живаго» создает отличную почву для рассуждений в данном направлении, библейские мотивы и глубокая духовная составляющая видны без увеличительного стекла. С романом Нобелевского лауреата все понятно, но, что же хотел сказать читателю Чингиз Айтматов, когда усаживал трех центральных персонажей, в том числе и Буранного Едигея, на рабочее место стрелочника? Как уже стало понятно выше, Едигея, Абуталипа и Казангапа можно назвать героями своего времени, людьми с высокими моральными принципами, чистыми участками тела нашей страны, огромного дышащего, развивающегося организма, пока что свободных от паразитического действа социализма. Так, герой Лермонтова отображает тот типаж человека, который заразил своим влиянием чуть ли не все стороны общества, да и не герой он вовсе, а просто самая узнаваемая личность на то время в России. Так скажем, характер, лицо и фигура нашего класса в XIX веке. Персонажи «И дольше века длится день...» могут похвастаться званием героя в его первоочередном, самом распространенном значении. Им, самим того не подозревая, приходится держать на плечах будущее родной страны, в полной мере испытывать переживания за негативные изменения в СССР через созерцание перемен в поселении или собственных семьях. Атлант с его ношей тихо курит в сторонке. Герои романа Айтматова, работая стрелочниками на разъезде Боранлы-Буранном, представляются клапанами тех самых кровеносных сосудов нашей страны (только клапаны есть только в венах, артерии здесь не к месту, но... ладно), стойкостью духа перед бедами они проталкивают живительную силу, заставляют слабо, но без заминок, работать тот уголек, что остался от сердца страны.



    "Один вслед за другим ревели паровозы, требуя открытия семафоров, а навстречу столько же гудков... Шпалы не выдерживали нагрузки, корежились, преждевременно изнашивались рельсы, деформируясь от тяжести переполненных вагонов. Едва успевали заменить полотно в одном месте, как срочно требовался ремонт дороги в другом... И ни конца, ни края – откуда только черпали эту неисчислимую людскую рать, эшелон за эшелоном проносился на фронт днем и ночью, неделями, месяцами, а потом годами и годами. И все на запад – туда, где схватились миры не на жизнь, а на смерть..."

    Приятно находить на страницах романа разного рода интересности от автора, и в их число также будет входить множественное упоминание Аральского моря, как памятное место для главного героя и кладезь легенд. Перед прочтением романа и дальнейшей прогулки по Интернету, я бы не ответила на вопрос: «Где же Аральское море находится?», настолько мои знания скудны. Если сравнить снимки озера конца прошлого века и сегодняшних дней, то бывший водоем, огромный, в виде ананаса цвета обсидиана, покажется теперь скоплением луж, оставшихся после ливня планетарного масштаба. Развилась нехилая экологическая катастрофа. Вследствие накопления на дне Аральского моря сельскохозяйственных ядохимикатов оно не только иссушилось, но и распространило заразу на близлежащие районы. Казахстану тоже пришлось потрепать себе нервы и какое-то время походить с платком у носа. Все, что нес с собой ветер –пестициды, соль, другие ядовитые вещества в виде пыли, представляло нескрываемую опасность для людей, животных и растений. Хотел ли Чингиз Айтматов приплести в свой роман кое-что из наболевшего того времени, или вышла чистая случайность? В 1980 году катастрофа только набирала обороты, а писателю только и нужны были примеры бестолковости людей из реальной жизни, так что... вполне возможно. В любом случае - вышло познавательно и к месту.

                                                                                                  Аральское море

    Наконец-то, после стольких лет... кхм... месяцев мне удалось среди драгоценностей творчества русско-киргизского писателя найти совершенный камень, в котором соединяется все, что можно только пожелать ювелиру. Чистота самоцвета безупречна, словно через лазурные воды Байкала, сквозь него видна каждая деталь, каждая черточка, лучи света, взрываясь внутри тысячами огней, соединяются в нем так, как не снилось любому другому изумруду или рубину. Сокровищ много на Земле. Сколько уже добыто и обработано человеком, сколько еще скрывается в недрах земли, заковано каменными объятиями. Но лишь совершенные образцы становятся спутниками монархов или вечными собеседниками древних статуй, то есть вставляются в короны, скипетры, лбы каменных изваяний. И таким прекраснейшим драгоценным камнем стал роман «И дольше века длится день...». Вторая «Звезда Африки»! Кажется, подобным образом я еще не воспевала ни одно произведение, будто на трон его возвожу, но, что сказать, - заслужил. Так, на торжественной ноте, мне стоит завершить знакомство с творчеством Чингиза Айтматова в этом году, так как переедания его романами просто недопустимо. В моем случае данный проступок будет караться жестоко, с любимыми авторами так не поступают. Поэтому продолжу в мыслях восхищаться прочитанными «И дольше века длится день...», «Плахой», и «Тавром Кассандры», помашу рукой Чингизу Айтматову на прощание и вспомню легендарную фразу из мультфильма: «Он улетел, но обещал вернуться».

    14
    2K